Читаем Если… полностью

Мы зашли в ближайший магазин. Володя взял еще бутылку пенного, я же хоть и сомневалась в своих физических возможностях выдержать очередную порцию спиртного, а все-таки выбрала себе сладкий слабоалкогольный напиток, модный в те времена в женских молодежных кругах. Солнце повисло в зените; воздух был теплым и влажным – немного парило. Некоторые люди даже поснимали верхнюю одежду. Мы продолжили наш путь в никуда, около часа или больше скитаясь по району, затем по следующему, и так, незаметно для себя, подошли к тому самому высоченному жилому дому на транспортном кольце, где были по осени и откуда открывался вид на добрую половину города. Позже, по поведению парня, я поняла, что он это спланировал. Когда мы поднялись на последний этаж, на Володю нахлынула волна нежностей. Грязный, замусоренный и дурно пахнущий подъезд не назовешь подходящим романтическим местом для таких «душевных порывов». В дальнем темном углу его у меня вызвала интерес стена, вся исписанная любовными признаниями и просто надписями в стиле «здесь был…». Я долго ее разглядывала. Воспоминаниями вернулась в детство. Когда-то мы всем двором собирались и делились своими «достижениями», оставляя подобные заметки в доказательства свершившегося на верхушках деревьев, заброшенных стройках или просто развалинах, в подвалах и на чердаках, пустующих голубятнях, словом – везде, куда только мы могли залезть, мы старались увековечить свои имена и эти «знаковые» для нас моменты. И я была среди лидеров! Причем, как ни смешно, со всем этим я «завязала» буквально за год до знакомства с Володей. А тут… так руки зачесались..! Я достала из сумки черный маркер и на чистом участке стены, крашенной в стандартный зеленый цвет, принялась к художеству. Сначала появилось слегка скошенное, расплывшееся в ширину сердечко, которое я всячески пыталась выровнять, утолщая его контуры, затем стрела Амура, больше похожая на общипанное страусиное перо, пронзающая его по диагонали, а в завершение этого «шедевра» наскальной живописи вписанное в него вензелевыми буквами по одному слову в строчке мое «послание народу»: «Я люблю Вову! 14.02.2007» и роспись. Отошла, окинула глазом на расстоянии. Надпись получилась не по центру, а в левой половине. Справа осталось слишком много свободного места. Не пойдет! Надо его заполнить! Подошла, присела на корточки и снова взяла маркер. Володя молча улыбался и наблюдал за мной. Я хаотично дорисовала еще с десяток маленьких сердечек внутри имеющегося, изобразила губы, символизирующие поцелуй, и снова отошла. О, другое дело! Теперь картина законченная. Парень вынул из кармана джинсов мобильный телефон и заснял результат моих трудов.

– Спасибо, дорогая! – немного надменно сказал он. – Очень приятно! Дай бог, никому не придет в голову сделать в подъезде ремонт и все это сохранится до нашей старости. Вот так, лет через пятнадцать детям своим покажем, потом внукам. Теперь мы просто обязаны любить друг друга вечно! Считай, что это как скрепленный кровью договор с дьяволом! Ха-ха!

– Смешно! Соображай, что ты мелешь своим языком!

– Ничего такого я не сказал! Я просто говорю, что теперь ты навеки моя!

Мы немного постояли на балконе, безмолвно покурили, созерцая разостланную перед нами местность, и спустились, чтобы подоспеть на вокзал к подачи моей электрички. По пути Володя предложил:

– А может задержишься на часик? Ведь ты можешь уехать на час позже на автобусе и быть дома в то же время! Посидим в парке, еще чего выпьем, поболтаем!

– Я бы с радостью! Мне свежий воздух сейчас не повредит! Пить точно не буду, только полегчало. Но автобус стоит в четыре раза дороже, а у меня нет таких денег.

– Я же не взаймы у тебя прошу, что ты мне про деньги! Я куплю билет!

На том и порешали. Через дорогу от станции, между двумя односторонними проезжими частями, располагался небольшой парк, такой узкий и вытянутый в длину, что вернее его обозначить как «аллея», на входе в которую был установлен, если мне не изменяет память, монумент Ленину, смотрящему вдаль из-под нахмуренных бровей в деловитой позе. Там мы и остановились. Вечерело. Солнце поминутно скатывалось все ниже, поднимался прохладный ветерок, и температура воздуха стремительно падала, напоминая обитателям о зимней поре года. Час истек, едва отсчет успел начаться, но меня это не расстроило. После такого насыщенного хмельного дня, наконец-то восстановив ясность ума, хотелось уже только одного – сладко спать, развалившись на постели. Володя проводил меня до дверей автобуса, дождался, пока тот тронется, и, заплетаясь в собственных ногах, побрел на свою маршрутку. Я устроилась поудобней на сидении, достала наушники, включила плеер на мобильном и погрузилась в мир своих грез.

2

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее