Если…

В последний день зимы мы подали заявление в одно на всю окрестность поселковое отделение ЗАГСа. Волей судьбы принимала его бывшая Володина учительница, милая и доброжелательная женщина, которая искренне поддержала нас и поздравила, непрерывно широко улыбаясь, тем самым смягчив очень неприятные воспоминания двухнедельной давности в городском отделе. Неторжественная регистрация брака по цене оказалась совсем смешной, копеечной, не требующей никаких дополнительных затрат и неудобств,– только брачующиеся, причем в какой угодно одежде. Да, во всем есть свои плюсы и свои минусы. Естественно, как любой девушке, мне хотелось роскошной, сказочной свадьбы, той, что на всю жизнь сохранится в памяти сочным и ярким воспоминанием. Тут же… не будет ни белого платья тебе, ни колец, ни фотографий… Единственным свидетельством такого знаменательного события является сам штамп и ничего, кроме него. По обоюдному согласию решили даже не менять мои метрические данные. Однако на этот счет я точно не расстраивалась. Наоборот! Я была рада тому, что здесь не возникло споров и конфликтов. Парень не хотел лишних хлопот с переоформлением документов, а мне просто донельзя не нравилась его фамилия. По умолчанию подразумевая, что браком нужно сочетаться единожды и до конца своих дней, было довольно обидно, что свадьба моей мечты так и останется мечтой. Не будет и самых близких и родных, плачущих от счастья за молодоженов. Зная, что мои родители никогда не одобрят наш союз, мы сообща, под негласным предводительством Натальи, постановили: до тех пор, пока в паспорте нет соответствующей отметки, в известность их не ставить. Еще только приступая к заполнению всех необходимых бумаг, в глубине души уже поднимался мятеж, который в секунды распространился и по всему телу. Кидало то в жар, то в холод; ноги то немели, то от спазма бежали; при всем при этом сама еще часто невольно вздрагивала. Я не чувствовала рук: они, будто пришитые ватные, практически мне не подчинялись. При письме постоянно выпадала ручка, и как я не пыталась растирать кисти, даже впивать в кожу ногти, силы в них не прибавлялось – пальцы вновь разжимались. Володе причина моего физического состояния казалась ясна и вполне природна, поэтому он не придавал большого значения чудаковатости происходящего со мной, а я же, по сути, боролась сама с собой за саму же себя… И это было только начало…

Роспись назначили через месяц, на тридцатое марта. Много это или мало, а мне этот месяц ощущался как одна ночь перед казнью. Чем сильнее я жаждала замедлить ход времени, тем сильнее оно разгонялось. Чем рьяней я пыталась настроить себя на положительные мысли и эмоции, тем больше меня одолевали муки совести. Нервная система, не справляясь, горела быстрее восковых свечей. Я понимала – неправильно все это, так не должно быть! А на хотя бы частичное исправление в моем распоряжении оставался лишь месяц. Сделаю чистосердечное признание: я до безумия любила Володю и, конечно же, намеревалась быть с ним долгие годы, до старости, но замуж за него не хотела. Точнее, на тот момент я не была к этому готова. И объясню почему. Изначальное ущемление им моей свободы, манипуляции мной и давление на меня, я допускала, не сбросят свои обороты и, возможно, дальше будет только хуже. А убедиться в обратном мне нужно было время. Требования к моим независимости и свободам – любого рода свободам – были для меня не пустым звуком. А как же любовь, спросите вы?! Вот и я себя спрашивала! Как по мне, сильные чувства это стимул, но в моем же случае – сдерживающий фактор, или попросту тормоз. Моя любовь была настолько болезненной, что порой меня пугала, наталкивая на мысли, что она – есть наваждение, мистика, даже приворот, но не природного, химического, происхождения. Ведя за собой, подавляла волю. Расставание с молодым человеком казалось единственным путем разорвать этот порочный круг, но для этого была необходима великая сила духа, которой мне явно недоставало. Сейчас мне думается, что, возможно, если бы тогда родители не заняли столь жесткую позицию по отношению к Владимиру, в попытке уберечь свой «комнатный цветочек» от непогоды внешнего мира в его лице, то в моем сознании не случилось бы того «сбоя», о котором я оговаривалась еще в самом начале повествования. Нет-нет, ни в коем случае это не упрек и не обвинение! Если карта легла данным образом, значит, так должно было быть и по-другому сложиться просто не могло. Мудрость приходит не с годами, а с опытом. И каким бы он ни был, каждый ценен, ибо бесцельных уроков не бывает. Но для подобных умозаключений нужно вырасти духовно и морально; мало лишь прочитать в какой-нибудь умной книжке или услышать из уст какого-нибудь заслуженного деятеля. Верь им или не верь, а у жизни нет пособий и руководств по применению, и лучшим учителем для нас остается собственный опыт, только личный, ничей другой. Тогда же, к моему дальнейшему сожалению, мне все виделось в иных красках, нередко несочетаемых, противоречащих, и я не сомневалась в неправоте старшего поколения.