Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

В «Казаках», рассказывая про охоту Оленина, повествуя о нахлынувшем на него в лесу счастье, оттого что почувствовал себя частицей единой природы, «таким же комаром, или таким же фазаном или оленем, как те, которые теперь живут вокруг него», Толстой не забывает упомянуть, что Оленин убил семь фазанов, сунул их за пояс и «отер теплоокровавленную руку о черкеску» и что немного погодя один фазан «оторвался и пропал, и только окровавленная шейка и головка торчали за поясом». Подробности жестокие, свидетельство глубокого осознания Толстым-художником несовместимости идеи всеобщей любви с убийством ближнего, братьев наших меньших.

Вегетарианство, если оно не «диета», а первая ступень по лестнице, ведущей к новой жизни, неизбежно предполагает отказ от злой забавы, в которой привычка к убийству и как следствие к мясной пище сливаются воедино. Отказ дается нелегко. Осенью 1883 года (важнейшие нравственные труды уже написаны) он еще стреляет вальдшнепов, охотится на зайцев, затравил прекрасную лисицу, но спустя год рассказывает в письме к жене: «Я хотел попробовать свое чувство охоты. Ездить, искать, по 40-летней привычке, очень приятно. Но вскочил заяц, и я желал ему успеха. А главное совестно».

Первая ступень

В июне 1890-го Толстой заносит в дневник: «Ещё думал: надо бы написать книгу «ЖРАНЬЕ». Валтасаров пир, архиереи, цари, трактиры. Свиданья, прощанья, юбилеи. Люди думают, что заняты разными важными делами, они заняты только жраньем».

Именно еда оказывается скрытым подчас от нас самих побуждением «соединения людей»; имеются в виду праздники, свадьбы, похороны. Если у простых людей это высказывается ясно и нелицемерно, то «в высшем кругу, среди утонченных людей, употребляется большое искусство, чтобы скрыть это»: «Они притворяются, что обед, еда им не нужны, даже в тягость; но это ложь. Попробуйте вместо ожидаемых ими утонченных блюд дать им, не говорю хлеба с водой, но каши и лапши, и посмотрите, какую бурю это вызовет, и как окажется то, что действительно есть, именно то, что главный интерес не тот, который они выставляют, а интерес еды».

Весной следующего года он знакомится с книгой английского автора Говарда Уильямса «Этика пищи, или Нравственные основы без-убойного питания человека». Книга составлена из высказываний знаменитых людей всех времен, выступавших против питания мясом, поддерживавших вегетарианскую идею. Эти высказывания, собранные под общим переплетом, интересны и убедительны. Лев Николаевич находит книгу «прекрасной, нужной», хлопочет о ее переводе. Вскоре уже на русском языке она выйдет в издательстве «Посредник». Сам же Толстой берется за предисловие к ней. Но в ходе увлеченной работы сочинение вырывается за рамки предисловия и превращается, по собственному определению Льва Николаевича, в «статью о вегетарианстве, обжорстве, воздержании». Статью Толстой называет «Первая ступень».

Человек на протяжении жизни (если жизнь не проживается зря) обязан подниматься вверх по лестнице совершенствования себя. Совершенствование же прежде всего предполагает умение обуздывать свои похоти, предполагает воздержание. Началом пути вверх всего проще и естественнее может стать отказ от излишества в пище, от «жранья». Задумывая статью, Толстой в письме к знакомому обозначает давно выношенный умом и в муках совести выстраданный ее смысл: «Сущность дела то, что человек ест теперь большей частью во много раз больше, чем это нужно для наилучшего проявления его сил (под силами я разумею наивыгоднейшее отношение для человеческой деятельности духовных и физических сил) и что поэтому всем полезно постничество, сознательное уничтожение чревобесия, т. е. приучение себя к наименьшему количеству пищи, при котором достигается наивыгоднейшее состояние».

(Заметим, что, говоря о постничестве, Толстой не имеет в виду аскетического религиозного отказа от пищи: «Мотив постничества, состоящий в казнении своего тела и в надежде через постничество усилить свою духовную силу, мне кажется неверным», – пишет он. И еще: «Законна пища для тела такая, при которой человек может служить другим людям».)

Первой ступенью в сознательной борьбе за улучшение себя опять-таки всего проще и естественнее может стать отказ от мясной пищи, дурно влияющей на человека физически, поскольку эта пища не соответствует изначальным потребностям человеческой природы, и нравственно, поскольку непременно является результатом совершённого преступления – убийства.

В первой части статьи Толстой выступает со страстной проповедью против «жранья» вообще, мешающего каждому человеку вести добрую жизнь, разделяющего людей или подменяющего их духовное общение. Во второй части могучей кистью художника он пишет страшную картину бойни (собирая материал, посетил 6 июня 1891 года тульскую бойню).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное