Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины

Раньше, думая о цели жизни, он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел вдаль, поверх голов окружающих людей, пишет Толстой о своем герое. Теперь, проснувшись от болезни, он понял, что надо не напрягать глаз, а только смотреть перед собой. Когда он смотрит так, в окружающих людях ему открывается их подлинное духовное существо, но и его подлинное духовное существо теперь открывается окружающим людям.

И потому «доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных…»

После болезни, а с нею и чистки души, коромысло весов выравнивается, в жизнь приходит новый человек, не утративший всех своих бесчисленных телесных особенностей, но освобожденный от прежней духовной обособленности: «Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь».

Пассажир поезда № 12

«Все мы пассажиры в этой жизни.

Но один только входит в свой поезд, а другой, как я, схожу».

Лев Толстой

Глава 1

Действительная действительность

«Спал хорошо…»

Толстой смолоду и до старости заботливо относится к своему сну. Чужой сон оберегает с неменьшим уважением. Близкие вспоминают, что он попросту не мог разбудить спящего. Дневниковые записи сплошь и рядом открываются пометой, сколько спал минувшей ночью и как спал:

«Лег поздно, спал дурно…», «Встал в 8-м…», «Дурно спал. Встал рано, не выспался и слаб…», «Спал хорошо до 5, потом бессонница, к утру заснул…», «Мало спал, но приятно возбужден…». Помета 37-летнего Толстого: «Встал нездоровый, столетний…». Помета Толстого 82-летнего: «Опять спал часа три, даже меньше, но головой свеж и бодр…». И т. п.

Накануне ухода из Ясной Поляны: «Встал очень рано. Всю ночь видел дурные сны». В напряженном, трагическом описании самого ухода опять-таки: «Лег в половине 12. Спал до 3-го часа». Подробности сна появляются и на страницах, отмечающих его последний, стремительный путь: «Я здоров, хотя не спал…», «Спал тревожно…», «Сонлив, а это дурной признак…» Пишется уже в Оптиной Пустыни: до Астапова, до конца пути, до конца – рукой подать.

Дневной сон тоже почти обязателен в толстовском распорядке дня. Присказка старого князя Болконского: после обеда серебряный сон, а до обеда золотой – скорее всего отражение собственного опыта.

В 1900-е годы в яснополянском обиходе дневной сон нередко обозначается шутливым выражением «ноги греть». «Так, ноги грел», – отзываются домашние, когда кого-нибудь из них спрашивают, спал ли он днем. Но для самого Толстого заснуть с молодых лет означает как раз противоположное – остудить ноги. Об этой – физиологической особенности (или привычке) читаем у доктора Маковицкого: «Был разговор о том, что делать для того, чтобы заснуть, когда бывает бессонница. Л.Н. сказал, что раньше он, когда не мог спать, ходил босыми ногами по полу, а теперь он просто студит их о железные прутья кровати и думает, что, когда ноги после этого начинают согреваться, кровь приливает к ним от головы, и засыпает».

«Моя теория о сне»

«Не переставая думаю о сне и сновидениях», – заносит Толстой в дневник уже в старости. Но мысли о предмете, который он считает необыкновенно важным, непрестанно занимают его смолоду. Разговор об этом предмете – уже в первом, неоконченном рассказе «История вчерашнего дня»; рассказ – начальный подступ к обнаружению «беспредельности» внутренней жизни человека, к тому, что вскоре, после «Детства», будет именоваться «диалектикой души».

На последних страницах (более пятой части текста) повествователь подробно описывает, как, возвратившись из гостей, укладывается спать, засыпает. Начальным аккордом – «Прекрасная вещь – сон во всех фазах: приготовление, засыпание и самый сон» открывается ряд картин, наблюдений, суждений; они объединены названием «моя теория о сне».

Человек воспринимает мир вокруг умом, чувством и телом. Смотря по тому, как отзывается человек на впечатления, «сознает» их, в нем действуют и три «сознания»: «сознание ума», «сознание чувства» и «сознание тела». «Сон есть такое положение человека, в котором он совершенно теряет сознание; но так как засыпает человек постепенно, то теряет он сознание тоже постепенно». Первым засыпает высшее «сознание ума», за ним «сознание чувства», последним – «сознание тела», и редко засыпает полностью, обычно оно так или иначе продолжает отзываться на то, что происходит вокруг.

В «Истории вчерашнего дня» подробно воспроизводится процесс засыпания, возникновения сновидения.