Вспоминаю, как однажды смотрела программу Четвертого канала о приютах для престарелых, в которые приводили кошек и собак, чтобы приободрить пожилых и умирающих пациентов. Может, всем больницам стоило бы приглашать к себе группы подстрекающих к сумасбродству панков, чтобы оживить чахнущих от тоски пациентов.
Они останавливаются перед лифтом, бесконечно долго ожидая достаточно свободную кабинку, чтобы войти в нее всем вместе. Я решаю, что хочу быть рядом со своим телом, когда Адам доберется-таки до Отделения интенсивной терапии, потому что желаю знать, способна ли ощутить его прикосновение. И пока они ждут лифт, я взбегаю вверх по лестнице.
Я покинула Отделение интенсивной терапии уже более двух часов назад, и за это время многое изменилось. На одной из пустых кроватей теперь лежит новый пациент - человек средних лет, - лицо которого кажется похожим на одну из тех сюрреалистических картин: половина его выглядит обычным, даже красивым, а вот другая половина представляет собой месиво из крови, швов, и бинтов, как будто оно только что после взрыва. Или, может, после огнестрельного ранения. Многие попадают сюда после несчастных случаев на охоте.
Еще один из многих других пациентов, еще один, кто был замотан в марлю и бинты настолько, что я даже не смогла понять, был ли он/она мужчиной или же женщиной. Рядом с ним/с ней сидит женщина, на шею которой надет фиксирующий шейный воротник.
Что касается меня, то сейчас я без своего аппарата искусственной вентиляции легких. Вспоминаю, как социальный работник говорит моим бабушке и дедушке, и тете Диане, что это хороший знак. Я замираю на месте, чтобы понять, не чувствую ли себя как-то иначе, но не чувствую совсем ничего, по крайней мере физически. И это длится с тех пор как сегодня утром я была в машине, и слушала Третью Сонату Бетховена для виолончели. Теперь, когда я дышу самостоятельно, батарея из аппаратов моего жизнеобеспечения гораздо реже издает краткие электронные звуки, так что и медсестры нечасто балуют меня визитами. Лишь сестра Рамирес - та, что с накладными ногтями - то и дело навещает меня, но сейчас она занята с новичком, у которого пол-лица.
- Пресвятая сперма. Это Брук Вега? - слышу я чей-то вопрос, заданный абсолютно фальшивым драматичным голосом по ту сторону автоматических дверей палаты интенсивной терапии.
Никогда раньше я не слышала, чтобы кто-то из друзей Адама изъяснялся так непотребно. Это что, их стерильная больничная версия "Святого гребаного дерьма"?
- Вы имеете в виду Брук Вега из 'Бикини'? Брук Вега, которая в прошлом месяце предстала на обложке журнала Spin, сейчас здесь, вот в этой самой больнице?! - на этот раз я слышу Ким.
И ее слова прозвучали так, будто какой-то шестилетка произносит реплику из школьного спектакля о продуктах: "Вы намекаете на то, что должны съедать за день пять порций фруктов и овощей?"
- Да, она самая, - говорит скрипучий голос Брук. - И я здесь, чтобы обеспечить рок-н-ролльную поддержку всем жителям Портленда.
Парочка младших медсестер - из тех, кто, вероятно, слушают поп-радио или смотрят MTV, и слышали о 'Бикини', - поднимают головы, и на их лицах застывает вопросительное выражение. Я слышу их шепотки, они желают убедиться, действительно ли это Брук, а, может, они просто радуются нечаянному перерыву в их рутинной работе.
- Да. Так и есть. В общем, я подумала, что могла бы спеть короткую песенку. Одну из моих любимых. Она называется "Стиратель", - лопочет Брук. – Никто из вас, ребята, не желает присоединиться ко мне?
- Я могу побарабанить чем-нибудь, - отвечает Лиз. – Ни у кого нет ручки или чего-то подобного?
Теперь уже медсестры и санитары ОИТ заинтригованы и направляются к дверям. Я смотрю за тем, как они все это разыгрывают, как в кино на экране. Я стою рядом со своей кроватью, глаза мои устремлены к двойным дверям - я жду, когда они откроются, и меня буквально трясет от напряжения. Думаю об Адаме, о том, как успокаивающе действуют на меня его прикосновения, когда он рассеянно гладит мою шею или выдыхает теплый воздух на мои замерзшие руки, и я таю.
- Что происходит? - требует ответа старшая медсестра.
И все медсестры на этаже смотрят уже на нее, а не на Брук. Никто даже не пытается объяснить ей, что снаружи находится известная поп-звезда. Момент испорчен. Я чувствую, как напряжение сменяется разочарованием.
Двери так и не откроются.
Я слышу, как снаружи Брук начинает горланить слова из песни "Стиратель". И даже а-капелла, даже сквозь автоматические двойные двери, звучит она отлично.
- Кто-нибудь, немедленно позовите охрану, - рычит медсестра.
- Адам, просто сделай это, - кричит Лиз. - Сейчас или никогда. Наступление по всем фронтам.
- Иди! – вопит Ким, вдруг возомнившая себя генералом армии. - Мы прикроем тебя.
Двери открываются. В толпе из более чем полудюжины панков я вижу и Адама, и Лиз, и Фитци, и каких-то людей, коих я не знаю, и, наконец, Ким. Брук по-прежнему поет, как будто это и был тот концерт, ради которого она приехала в Портленд.