Есть!

Ромочка залез на колени к Маре Михайловне, наёрзал там себе удобное место и попросил:

– Бабулечка, скажи: «Полотенце!»

Мара Михайловна послушалась:

– Полотенце.

– У тебя в носу два немца! – выпалил Ромочка, спрыгнул с удобных коленей и убежал в дивный мир детства.

А Мара Михайловна подумала: чуткий какой растет мальчишоночек! Всё чувствует, надо же! Ведь у неё и впрямь два немца в ближайшем будущем. Виза открыта настежь, как то самое окно в Европу, билеты до Франкфурта лежат на рабочем столе, а Фридхельм и Анке ждут приезда дорогой гостьи.

Они не виделись восемь лет, Мара Михайловна специально подсчитала.

– Приезжай, Мара, в гости, – тепло сказала Анке на прощанье. – Это будет наш вклад в экономику России.

На самом деле её звали – Тамара. Популярное советское женское имя, сравниться с которым в те годы могла лишь только Галина. (И родители не подвели, назвав Галей младшую сестру Мары.)

Имя своё Мара не любила – и производную «Тому» тоже. Томок было вокруг, как сейчас – Сонь с Лизами, и, чтобы выделяться среди Томок, Тамарок и Томусек, она придумала «Мару».

– Мара-шмара! – дразнились мальчишки, а ей хоть бы что: подбородок вверх, плечи развернула – и вперёд, к свершениям! Жизнь казалась Маре чем-то вроде задачника, какие были в детстве: в конце напечатаны правильные ответы, но заглядывать туда вроде бы как нечестно, потому что всё надо решать самой.

И она решала, а правильные ответы собиралась подсмотреть в самом конце задачника – то есть в конце жизни, когда страничек останется так мало, что о честности и рассуждать глупо.

Кто ж знал, что задачники будут выпускать вообще без всяких ответов?..

Мара Михайловна была замужем дважды, и оба раза – удачно. Правда, и в первом, и во втором случае катастрофически не повезло со свекровью, зато мужья попались отборные, как будто специально для неё выведенные. С первым, Кириллом, пришлось расстаться исключительно по той причине, что второй оказался ещё лучше, – а Мара Михайловна никогда не считала, что поговорку про журавлей в небе и синиц в руках придумал умный человек. Итак, она потянулась за журавлём, не выпуская синицу из рук, и синица, понятно, задохнулась. Муж обиделся и ушёл, оставив о себе на память странноватое имя Томирида, которым звал иногда Мару Михайловну и которое она вспоминала с недоумением.

– Вот и у Кира с Томиридой, – сказал на прощанье Кирилл, – тоже ничего не вышло.

Мара Михайловна не стала уточнять, что имелось в виду. Муж всегда кичился своими знаниями и совал их под нос Маре Михайловне, как плохо выстиранные носки или сгоревшие котлеты.

Котлеты Мара и вправду частенько забывала на плите, так что они превращались в чёрные вонючие шайбы. Готовить она не любила, а вот поесть или порассуждать о вкусном – это было её. Кирилл кашеварил с удовольствием, но даже это обстоятельство не удержало Мару: второй муж ей нравился больше, хоть и умел готовить одну лишь яичницу. Его звали Алексей, и на память от него Маре Михайловне остались сын Виктор и сын Андрей, а также привычка пить кофе по вечерам – второй муж утверждал, что от кофе крепче спится.

Мара Михайловна, впрочем, всю жизнь спала крепко – бессонницы не случилось, даже когда пришлось возглавить запущенный магазин «Море», где рыбы отродясь не нюхивал и трудовой коллектив, не говоря уж о замученных дефицитом покупателях. Мара включила все свои связи, как краны – до отказа, и вскоре сотрудники «Моря» ели осетрину и сёмгу, а покупателям безотказно взвешивали кильку, минтай и путассу, что тоже было, в общем-то, неплохо.

– Ваши пальцы пахнут воблою, – недовольно пел по вечерам Алексей, тоже в чём-то претенциозный мужчина, к каким Мара Михайловна испытывала невозможную тягу. «Море Михайловна», – так называл теперь Алексей свою жену. Когда Андрюшке исполнилось четыре года, Маре повстречался идеальный кандидат в третьи мужья: его звали Юрий, и от него на память Маре Михайловне вполне могло остаться что-нибудь ещё, – как вдруг привычная схема дала сбой.

Прежде всего, Юрий не поспешил жениться на Маре, и даже от близкого общения с морской владычицей города обидно уклонился. Ответ на вопрос «почему» Мара увидела однажды утром в зеркале – вместо статной холёной брюнетки с крылатыми бровями там торчала полноватая, несвежая тётя. Мара-шмара… Что делать в случаях, когда от тебя внезапно, в несколько месяцев, уходят молодость и красота, Мара не знала – она привыкла и к тому, и к другому, а теперь надо было учиться ходить без них, как хромоножке – без костылей.

А тут ещё, как часто бывает, общий фон сменился так резко, будто обиженный художник взял да и вынес декорации прочь, прямо во время спектакля. Или рассерженный повар завернул тарелки в скатерть и покинул ресторан.