Разумеется, она не стала рассказывать эту позорную историю Кириллу: Мара Михайловна была для этого чересчур женщиной. Просто сказала, что «Юлию» – помнит. А Кирилл в ответ заявил, что удачно перекупил по случаю этот гастроном со всеми его коварными кассиршами, и планирует написать на обломках советского пищеторга имена новых деликатесных продуктов. То бишь открыть громадный, но при этом гурманский магазин.
В нашем городе к тому времени был всего один магазин хорошей снеди – там продавали и маленькие пельмешки, и заморские фрукты, и Марины любимые горькие шоколадки. Но это был для забогатевшего Кирилла не тот масштаб.
– Я вижу, – размахивал он руками, как ясновидец, – громадный зал с корзинами на колёсах (Мара затрепетала), с яркими упаковками, с вечно свежими бананами. И чтобы играла несложная классика, и дамы выбирали нужный сорт…
– …картошки! – неудачно подсказала Мара, и Кирилл поморщился. Ещё нарастил себе изысканности.
– Ну пусть даже картошки, – снизошёл бывший муж и продолжил живописание. В магазине его мечты будет целый отдел новомодных йогуртов, которые Мара тоже очень любила, и даже покупала их с рук у одной челночницы, возившей «Данон» из Москвы. Будет там и какой хочешь чай, и кофе в зёрнах, и сливки в крохотных баночках, и своя собственная пекарня, и гриль, и сыр любой, какой пожелаешь, – а то, знаешь, Томирида, был я недавно в Швейцарии, зашёл в обычную фромажерию, и так стало мне там обидно за нашу родину и наших людей!
Кирилл скорбно покачал головой, даже не подумав объяснить Маре, что такое «обычная фромажерия» – он, как некоторые писатели, предпочитал не давать ни сносок, ни комментариев: типа, мы с вами знаем, о чём идет речь, а если не знаете… вам же хуже! Мара Михайловна и забыла, как угнетала её эта снобистская привычка, – но сейчас вдруг почувствовала, что не обижается. От аппетитных грёз Кирилла у неё заурчало в животе.
– Давай перекусим, чем бог послал, – очень кстати предложил бывший муж и снял с рычагов телефонную трубку. В кабинете тут же появился Саныч, совмещающий в себе сразу несколько трудовых талантов, и умело накрыл посланный богом стол. Голодным оком Мара отследила появление маленьких квадратных бутербродиков с селёдкой, модных крабовых палочек, крекеров и батончиков «Баунти», реклама которых набила синяки на ушах целого поколения. А Саныч нёсся к ним ещё и с чайником, и с бутылкой коньяка!
– У тебя по-прежнему хороший аппетит, – заметил Кирилл, когда Мара закончила наконец жевать последнюю шоколадку. Вначале она возмутилась, решив, что бывший муж намекает на её полную фигуру, но потом перевела взгляд на фотографию нынешней супруги и всё поняла. Супруга была худая, как виселица, и Кириллу в ней явно не хватало мягкости – той нежной, подушечной женской мягкости, которая всегда сопровождала Мару по жизни, нравилось это ей самой или нет.
Прощались бывшие муж и жена смущённо, как будто бы не ели вместе, а занимались чем-то значительно более непристойным. Кирилл сделал Маре официальное предложение занять пост директора «Юлии», а Мара, не ломаясь, согласилась. Она знала, что справится.
Потом, значительно позже, когда «Юлия» уже стала «Сириусом», а Мара разбогатела до такой степени, что всерьёз не знала, куда тратить деньги, – она часто вспоминала ту встречу с Кириллом и гадала: как же его блондинистая виселица отнеслась к идее взять на работу бывшую жену?.. Спросила и Кирилла – а он, пожевав нижнюю губу, как конфету, признался, что дома ему тогда влетело по первое число. Пришлось пережить и сцены ревности, и шантаж, и угрозы… Сошлись на подкупе: Кирилл пообещал виселице новую машину и внеплановую поездку в Милан за шмотьём, и она успокоилась. Она была неглупа и понимала, что Кирилл всё равно будет находить себе каких-то тёток, – так пусть она хотя бы примерно знает, что это за тётки.
Она была неглупа, но разве можно сравнить её с Марой? Первая любовь Кирилла, блестящая, как медаль, Томирида, умевшая превосходно считать любые деньги – от копеек до миллионов – и с лёту отличавшая второсортный продукт… Да он открыл бы для неё не один, а сразу десять магазинов!
…Мара принялась возрождать «Юлию» с таким жаром, что временно выпустила из поля зрения детей – и это ей впоследствии аукнулось. Вот Ромочку пообжёгшаяся на молоке Мара Михайловна блюдёт без перерывов и выходных. С детьми только так и надо! Переустраивая магазин, Мара выключилась из привычной жизни – и даже забыла, что подавала, оказывается, документы на выезд в Германию; имелась у неё в прошлом такая идея. Время подошло, документы были рассмотрены с немецкой педантичностью, и гражданке Винтер в отъезде на историческую родину не отказали. Другое дело, что сама гражданка Винтер потеряла к этому отъезду всякий интерес. У неё теперь было целое поле посеянных надежд, и Германии следовало потерпеть, пока Мара соберётся в гости.