Этика Спинозы как метафизика морали

Двойственность (неоднозначность) определений природы у Спинозы проецируется и в онтологическое пространство. С одной стороны, в теореме 19 ч. IV Спиноза называет влечение (appetitus) к добру сущностью (essentia), или природой человека, ссылаясь на схолию к теореме 9 ч. III. Но в этой схолии, как мы уже отмечали, данная сущность включена в «обычный», эмпирический порядок универсума и составляет ординарное проявление такого миропорядка. Поэтому влечения (стремления) такой сущности также будут неоднозначными и окажутся зависимыми от тех внешних сил, под влиянием которых эта сущность складывается. Спиноза говорит о могуществе внешних причин, превосходящих силу человеческого существования (IV 3). Если так, то подобного рода сущность никак не сможет быть залогом адекватности суждений морального субъекта относительно добра и зла. Его «естественные» стремления к тому, что он считает добром и злом, будут, в лучшем случае, вероятными заключениями из неопределенных посылок, с чем соглашается и сам Спиноза (II 28). Чтобы обладать объективными основаниями для адекватного

морального суждения, человеческому существу необходимо самому обрести адекватную природу, или сущность, которая наделила бы все его влечения гарантиями однозначной истинности, соответствующими субстанциальной иерархии бытия. О такой «идеальной сущности» (essentia idealis) говорится в «Политическом трактате» (II 2) Спинозы, но, взятая сама по себе, как логический феномен, она так и остается для него бессильным онтологическим проектом, не обладающим собственными ресурсами для реального существования без участия высшей силы – potentia Dei. Включенная в порядок интеллектуальной любви Бога к самому себе, выраженной через единичную сущность человеческого ума (V 36), она становится для человека метафизическим основанием объективного определения добра.

Если бы моральная квалификация мира человеческим субъектом замыкалась на ординарное устроение универсума, она упразднила бы высшие цели нравственных стремлений человека, о которых главным образом идет речь в IV и V книгах «Этики». Апология наличного бытия также затмила бы в человеческой душе малейшие признаки высшей реальности (natura naturans), т. е. лишила бы человеческую природу ее важнейшей составляющей. Но ведь именно с ней связаны способности человека к адекватному (интуитивному) познанию сущности вещей (II 40 схол. 2) и та высшая форма отношения человека к Богу, которая характеризуется Спинозой как интеллектуальная любовь к Богу

(V 32 кор.). Любовь тоже представляет собой влечение, но, как видим, в зависимости от предмета любви меняется и ее качество, хотя даже в своих высших проявлениях она остается аффектом как неотъемлемым свойством модальной природы человека. Интеллектуальная любовь к Богу, будучи аффектом и выражая познавательное стремление человеческого ума, может рассматриваться как проявление воли

к высшей форме человеческого бытия. Это стремление, как можно предположить, опирается на идеальную природу, или сущность человека, о которой шла речь. Таким образом, высшие стремления человеческой природы свидетельствуют о наличии в ней единого объективного ценностного смысла – в этом случае целями ее стремлений становится Бог, Субстанция или Природа, часть которых она сама составляет. Правда, это стремление человеческой природы к абсолютной реальности лишается привычной для нас (в «обычном» порядке вещей) моральной артикуляции – в своем идеальном образе свободный от аффектов ум преодолевает различение добра и зла (IV 68).

5.3. Различение понятий voluntas и volitio