Но здесь начинаются расхождения. У Канта человек одновременно принадлежит двум мирам, миру природы и миру свободы, и в зависимости от решения собственной воли может считать себя включенным преимущественно или исключительно в цепь природной детерминации, о которой уже шла речь. Тогда он будет лишен пространства для свободы и не должен считаться морально ответственным субъектом. Но тот же человек способен совершать самодеятельные акты и действовать спонтанно, как бы вырываясь из цепи природной детерминации или, можно сказать, отсекая от себя шлейф каузальных связей, идущий из прошлого. Причинность свободы, которой человек в данном случае подчиняется, целесообразна – она опирается на понятие морального закона и исходит из будущего. Как можно понять, для Канта человеческий субъект в акте морального выбора обращается к умопостигаемым
ресурсам своей природы, но присущей ему индивидуальной природы не утрачивает. Он «просто» переключает свои каналы онтологической информации и настраивается на тот или иной предпочтительный для него в данный момент времени источник нравственных сил: мещанин и конформист по природе, он в каждую следующую секунду может совершить нравственный подвиг, забыв себя прежнего («На том стою и не могу иначе!»). Меняется только вектор его метафизической ориентации – быть эмпирическим субъектом и звеном в цепи природных детерминаций или – перезагрузка! – стать частью идеального разумного сообщества, действующего на основании собственного законодательства. Кантовский моральный субъект в момент своего нравственного самоопределения, происходящего по законам свободы, совершает свое действие как бы с чистого листа, или движется с нулевой точки по задаваемой самому себе умозрительной траектории, отталкивая от себя все то, что предшествовало ему в его эмпирическом опыте. Да и само это свободное движение происходит у него в ином, отличном от эмпирического, пространстве. Вопрос о том, как могут пересекаться сферы феноменального и ноуменального бытия, или пространства реализации законов природы и законов свободы, как кажется, так и не был рационально разрешен Кантом5.Спиноза по-иному представляет себе процесс обретения человеком возможностей для свободного действия. Свободное определение воли и природная необходимость осуществляются у него в одном субстанциальном пространстве и подчиняются общей для них необходимости божественной природы.
В то же время Спиноза, будучи в определенном смысле платоником, подобно Канту, укореняет человеческий разум в некоторой высшей умопостигаемой природе, поскольку для него отдельный человеческий ум составляет часть бесконечного разума Бога (II 11 кор.). Но и в этом случае человек оказывается включенным в порядок зависимостей, отличный от эмпирического, при котором ум наш «составляет вечный модус мышления, определяющийся другим вечным модусом мышления, этот третьим» и так до бесконечности (V 40 схол.). Несомненно, что, оставаясь в пределах своей модальной природы, т. е. являясь единичным индивидуумом, вещью мыслящей и протяженной, человек никогда не сможет считаться свободным в том смысле, какой вкладывает в понятие свободы сам Спиноза (I Определ. 7). Действительно, свобода, или, другими словами, активность для человека возможна только в очень ограниченных пределах того круга деяний, которые он совершает в соответствии со своей собственной, частной, или модальной, природой. В этом случае именно индивидуальная природа человека может рассматриваться как адекватная причина (или основание) совершаемых им действий (III Определ. 2). Но, как мы видим, всякий модус всегда выступает только как часть бесконечной каузальной цепи, будучи производным от предыдущего модуса соответствующего ему атрибута, или, что одно и то же, будучи зависимым от предшествующей ему причины. Поэтому, пока он остается модусом, он несвободен. Являясь следствием некоторой причины, он сам выступает как причина следующего, зависимого от него модуса. В этом смысле каждый модус следует считать частичной, или неадекватной причиной вытекающих из него действий, или модусов, как продуктов его каузальной активности, поскольку их существование не полностью определяется им. Эту безнадежную цепь зависимостей можно только продолжить. Мера свободы человека определяется мерой его природы – он всегда действует в соответствии с (ограниченными) возможностями отпущенной ему природы.5.6. Пределы человеческой природы