Читаем Этика Спинозы как метафизика морали полностью

Но как человеку отличить позитивные состояния, благие для его существования, расположения его ума и тела, от негативных, ослабляющих силу его бытия? Свидетельствами перехода тела и ума из одного состояния в другое, знаками их силы (potentia) или бессилия (impotentia) являются для Спинозы аффекты. В пределах своей несовершенной природы все аффекты обладают качественными различиями – одни из них способствуют увеличению силы существования человеческого ума и тела (благоприятствуют ей), другие – уменьшают жизненный потенциал человека. Аффект радости (laetitia) есть страсть (passio), которая говорит человеку о том, что вся его природа находится в позитивном и благоприятном для него расположении, обозначающем переход к большему совершенству. Аффект же

печали (tristitia), тоже являясь страстью, свидетельствует о том, что весь человеческий организм (или механизм) настроен явно не лучшим образом и тем самым находится в стадии перехода к меньшему совершенству (III 11 схол.).

На этой основе в человеческой жизни начинают играть свою определяющую роль такие аффекты, как любовь

и ненависть: «любовь есть радость, сопровождаемая идеей внешней причины» – «ненависть есть не что иное, как неудовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины» (III 13 схол.). Оба этих противоположных друг другу аффекта объединяет их обусловленность внешними причинами – и любовь, и ненависть выступают как страсти (passiones), поскольку каждая из них выражает зависимость нашего ума как единичного модуса субстанции от чего-то внешнего нам, в одном случае доставляющего радость, в другом – печаль. Очевидно, что и любовь и ненависть представляют собой смутные идеи ума, обусловленные внешними причинами, о которых мы не можем составить себе ясного и отчетливого представления. Именно это, как полагает Спиноза, и делает их источниками человеческих страданий. Поэтому истинное познание позволяет нам преодолевать рабство и любви, и ненависти (V 4 схол.). При таком понимании этих страстей для нравственного (в высшем, эминентном смысле этого слова) человека различие между «позитивными» (связанными с радостью) и «негативными» (имеющими отношение к печали) аффектами утрачивает всякий смысл, поскольку обе эти разновидности аффектов все же оказываются выражением неадекватных идей и связаны с
пассивной природой человека. Истинное, адекватное познание как форма выражения моральной добродетели – свободы и активности – упраздняет эти «страсти души».

Таким образом, мы видим, что желания, выражая стремление человеческого существа к продолжению собственного бытия (существования), обладают своего рода онтологическим безразличием

к содержанию тех аффектов, которыми они вызываются и которые они вызывают. Спиноза определяет желание как самое стремление действовать, независимо от качества тех идей, которые его пробуждают (IV 59). Но ведь сами наши желания, которыми мы побуждаемся к действию, могут возникать как из адекватных, так и неадекватных идей (V 4 схол.). Как говорится в схолии к той же теореме 59 ч. IV, действие может считаться дурным, если оно происходит на основе аффектов гнева, ненависти и им подобных. Но то же самое (по своему внешнему, предметному выражению) действие будет оцениваться как благое, если оно совершено в соответствии с добрым намерением – можно ударить человека кулаком из злости к нему, но удар того же кулака может спасти человеку жизнь. Мы уже отмечали, что в этом случае Спиноза даже выделяет чисто физический смысл телесного действия, абсолютно безразличный к любым идейным мотивациям ума; он обозначает его как добродетель (virtus), связанную с самим устройством человеческого тела (corporis humani fabrica), а физическое устройство тела плохим быть не может. Обнаруживаемые нами те или иные дисфункции телесных органов или физические дефекты организма нисколько не изменяют установленный в природе «порядок и последовательность вещей», каузальную структуру универсума. Из нее ничего «выпасть» не может.

Кроме того, одно и то же влечение (желание) может делать человека и активным, и пассивным (действующим или претерпевающим) в зависимости от того, какие идеи (мотивы) лежат в его основании. Вместе с тем релевантность человеческих желаний относительно многообразных мотиваций приводит к тому, что можно обнаружить столько видов желания, сколько существует видов радости и печали, которые их вызывают, и сколько существует тех объектов, со стороны которых мы подвергаемся воздействию. Можно сказать, что многообразие желаний определяется самой природой человеческого существа, состояния же этой природы (constitutio) всегда относительны, они складываются под влиянием многочисленных и разнообразных внешних воздействий (III 56).

5.2. Моральное качество волевого стремления

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги