Читаем Этика Спинозы как метафизика морали полностью

В доктрине Спинозы мы обнаруживаем два типа принуждения, которым подвергается отдельная вещь. Первый – принуждение к существованию, которое неотделимо от способа бытия (от природы) каждого отдельного модуса субстанции. Модус существует не только по необходимости своей собственной природы, но в зависимости от иного модуса, тот – от третьего и т. д. Эта схема зависимости играет онтологически позитивную роль в жизни модуса, поскольку наделяет его присущим ему бытием (существованием). Второй тип принуждения, как мы видели, можно назвать

принуждением к несуществованию, когда изменение внешних обстоятельств, случайное для самой вещи (Спиноза говорит именно о случайном —
ex rerum fortuito occursu II 29 схол.), может привести ее к разрушению структуры и гибели. Очевидно, что в обычном порядке природы первый тип зависимости тождествен второму. Как уже отмечалось, в сущности (логическом определении) той или иной отдельной вещи не содержится оснований для ее необходимого существования, и последнее выступает как следствие переменчивой каузальной среды: внешние обстоятельства порождают отдельную вещь, но они же могут ее и разрушить. Это подтверждается и тем, что, согласно
порядку разума (ordo intellectus), постигающему вещи в их первых причинах (II 18 схол.), в самой сущности вещи не может содержаться ничего, что принуждало бы ее к небытию (III 4).

Эта парабола вполне приложима и к этическому субъекту, который, в отличие от всех «неживых» порождений субстанции, обладает особыми индикаторами, весьма восприимчивыми к качеству внешней среды – аффектами радости и печали. Правда, эти аффекты, будучи смутными

идеями ума, не могут претендовать на адекватное постижение действительной взаимосвязи вещей, поэтому их избирательность относительно факторов внешней среды, т. е. наделение того или иного явления качествами добра и зла, зачастую далека от истины, т. е. от адекватного восприятия реальности. В то же время, по мнению Спинозы, понятия добра и зла являются производными от названных аффектов – познание добра и зла есть сам аффект радости или печали, поскольку мы сознаем его (IV 8 и IV 19). Поэтому для человека определяющим в его моральных оценках будет характер его влечений, а сами влечения ума будут определяться присущими ему смутными идеями, главными из которых являются радость и печаль. Поскольку все желания зарождаются в нас из аффектов, составляющих состояния пассивные, все наши желания слепы, хотя они могут быть добрыми или злыми (IV 58 схол.). Таким образом, желания человека становятся зависимыми от страстей, наделенных легитимным правом на моральную квалификацию действительности.

Правда, в этиологии желаний мысль Спинозы в определенной мере попадает в логический круг: желание зависит от аффектов радости и печали (III 56) и само складывается из этих аффектов: «Радость и печаль составляют самое желание или влечение, поскольку оно увеличивается или уменьшается, способствуется или ограничивается внешними причинами, т. е. они составляют саму природу каждого индивидуума» (III 57). Вместе с тем желание само может влиять на аффекты радости и печали, поскольку ум стремится воображать то, что увеличивает его способность к мышлению, и избегает того, что эту способность уменьшает (III 12). Желания могут быть добрыми или злыми в зависимости от того, какими аффектами они порождаются. В то же время мы желаем чего-либо или чувствуем к чему-то отвращение не потому, что это добро или зло, наоборот, мы потому считаем что-либо добром или злом, что стремимся к нему или избегаем его. В этической доктрине Спинозы это не выглядит парадоксом. Как мы уже отмечали, он весьма скептически оценивает когнитивный статус моральных абсолютов добра и зла в человеческой практике, ведь они каждый раз выводятся из определенного натуралистического контекста, который не является устойчивой величиной. Желание есть сущность, или природа каждого, а эта природа определяется к какому-либо действию, исходя из данного ее состояния, последнее же зависит от характера воздействия на человека внешних причин, связанных с аффектами радости или печали, и т. д.

Зависимость человека от внешних причин проявляется в разнообразии расположений (constitutiones) его сущности (III Определ. аффектов), от которых зависит и характер его желаний. Динамика аффектов радости и печали, зависящая от внешних причин, существенно влияет на стремление человека пребывать в своем существовании, другими словами – на его желание жить: «Радость и печаль представляют собой страсти (passiones), которыми способность или стремление каждого пребывать в своем существовании увеличивается или уменьшается» (III 57). Таким образом, внешние причины, воздействуя на эти две основные человеческие страсти, формируют саму природу каждого индивидуума и все они различаются между собой по своей природе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги