Этика Спинозы как метафизика морали

Как оказывается, активность человеческого ума, т. е. его способность действовать в соответствии с собственной природой, сопровождается аффектом радости, который создает эмоциональный фон, усиливающий желание человека продолжить свое существование, что значит – утверждать добро. Как замечает Спиноза, в желании, возникающем из разума (ведь разумные действия совершаются с радостью), мы прямо преследуем добро и косвенно избегаем зла (IV 63 королл.). Это означает, что стремление человека быть

является самоценным мотивом всех его возможных действий, поэтому человек, живущий добродетельно (разумно), в своих действиях будет скорее руководствоваться желанием жить, а не страхом перед смертью. Человек мудрый ни о чем так мало не думает, как о смерти (IV 67). Последняя сентенция содержит в себе скрытую полемику Спинозы со сторонниками доктрины о загробном существовании индивидуальной души и ожидающем ее воздаянии за заслуги в этой жизни. Более развернутая критика им этой позиции представлена им в схолии к теореме 41 ч. V «Этики». Как утверждает Спиноза, основным двигателем добродетельного поступка для многих людей такого рода, т. е. сторонников идеи загробного воздаяния, является не его нравственное содержание, основанное на уважении к моральному закону (у Спинозы – уважение к общему благу, благочестие и твердость духа), а прагматический интерес – страх наказания за нарушение морального закона и, что особенно характерно, надежда на освобождение от этических предписаний, избавление от которых выступает для них, как он замечает, в качестве «награды за рабство» (pretium servitutis). Он говорит о бремени «божественного закона» для тех, кто повинуется своим страстям и лишен внутреннего самоуважения, свободу свою они видят в следовании аффектам, что сам Спиноза, как мы знаем, считает рабством. В этой, предпоследней, теореме «Этики» Спиноза отчетливо выразил свое неприятие концепции загробного воздаяния, которая, говоря языком Канта, вносит в моральную теорию гетерономные мотивы и подчиняет этическую доктрину требованиям эмпирического прагматизма, допускающего различение между неморальными целями нравственной деятельности и моральными по форме средствами для ее достижения.

Спиноза предстает здесь как убежденный сторонник автономии моральных мотивов в человеческой практике, их самоценности и самодостаточности. В теореме, завершающей его великую книгу, он говорит об этом так: «Блаженство не есть награда за добродетель, но сама добродетель» (Этика, V 42)⁸

. В качестве высшей цели нравственной деятельности для него выступает само моральное бытие, которое представляется как лучший и совершенный из всех возможных способов существования человека, ведь в нем реализовано первичное стремление всего сущего к утверждению своего бытия. Очевидно, что в этом случае, как и во многих других, метафизическая (натуралистическая) аксиома о стремлении всякого существа к сохранению своего бытия (сохранению самого себя), положенная Спинозой в основание его этического учения, служит прочной опорой для строящегося на нем морального универсума и, кроме того, является свидетельством его достоверности.

4.7. О вечной жизни человеческого ума и тела

Рассуждения о необходимости вечной жизни определенных форм человеческого ума и тела представляют собой естественное и необходимое развитие некоторых значимых тем в миропонимании Спинозы. Дискурс о бессмертии мотивирован у него несколькими базисными посылками его доктрины.