Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе

Характерной особенностью общественного самосознания аборигенов была его расщепленность, сегментарность, многоступенчатость. Исследования в Арнемленде показали, что аборигены относили себя сразу к нескольким разным социальным группам: к роду; к одной из двух фратрий («половин»), причем считалось, что члены разных фратрий отличались друг от друга по физическим признакам; к «мэлла», куда входило несколько связанных тотемически родов. Кроме того, мужчины признавали «своим народом» и членов материнского рода, которые в силу родовой экзогамии входили в другую фратрию[249]. Особо важное место в жизни аборигенов занимали мелкие племенные подразделения и, прежде всего, общины, причем отношения между ними в ряде случаев до некоторой степени напоминали межплеменные отношения. В частности, это относится к чувству этноцентризма[250]

.

Ч. Харт и А. Пиллинг отмечают, что тиви психологически воспринимали отдельные общины как «племечки» (tribelets) и идентифицировали себя, прежде всего, с ними. По словам этих исследователей, здесь имелось гораздо больше условий для возникновения сильного чувства принадлежности к общине, чем для развития племенного самосознания. Тиви «делал много как член общины, но очень мало как член племени. Лишь с появлением чужаков извне у него возникала необходимость думать и себе как о тиви, но чужаки были редкостью. В остальное время он считал себя членом общины, а общину считал своим народом и ее землю-своей страной»[251]. Примечательно, что и Б. Спенсер, не обнаружив у тиви племенного названия, с легкостью выявлял у них названия отдельных общин[252]

. Даже сейчас, работая по найму, тиви стремятся трудиться вместе, прежде всего, с членами своей общины. С другой стороны, наличие сильного общинного сознания еще не дает права рассматривать в качестве этнической единицы у тиви именно общину. Ведь мало кто из тиви проводил всю свою жизнь только лишь в одной общине. Состав любой общины время от времени менялся, а некоторые люди (в особенности женщины) ухитрялись за свою жизнь поменять несколько общин[253].

Таким образом, для группового самосознания аборигенов Австралии была характерна следующая весьма примечательная черта. Их общности, которые по ряду параметров имели этнический или, точнее говоря, протоэтнический облик, часто еще не осознавались как таковые. Однако их наличие, тем не менее, иногда влияло на поведение людей, которые в определенных ситуациях неосознанно поступали именно так, а не иначе. Этим-то и объясняется тот факт, что подобного рода общности на первых порах могли существовать без самоназваний. Например, у некоторых групп аборигенов, имевших определенные объективные черты этноса, самоназвания отсутствовали. Зато их соседи, исходя из наличия этих объективных черт, давали им особые названия, видя в них более или менее дискретные группы. Вот почему для первобытности чрезвычайно характерным было признание этносом в качестве самоназвания этнонима, полученного от соседей. Такого рода этноним не воспринимался лишь в том случае, если он имел откровенно выраженный оскорбительный или уничижительный оттенок.

Другим фактором, определявшим место аборигена в обществе и обусловливавшим его отношение к другим людям, была его связь с системой секций и субсекций. Вопреки Дж. Бердселлу аборигены, встретившись с чужаком, выясняли в первую очередь вовсе не обоюдную племенную принадлежность и даже не принадлежность к той или иной территориальной группе, а место в брачной системе. Аранда приветствовали друг друга с помощью наименований своих брачных классов, что помогало им устанавливать отношения друг с другом[254]. Но в связи с тем, что племенные границы прорезались брачными системами, функционирование этих систем также ослабляло монолитность племени. То же самое относилось и к тотемическим связям. С одной стороны, они привязывали людей к определенным тотемическим участкам их территории. Родившиеся здесь люди отождествлялись со сверхъестественными существами, сотворившими данный ландшафт, что обусловливало наивысший престиж человека именно в его собственном тотемическом районе[255]

. Но с другой стороны, тотемы и пути мифических предков также прорезали разные лингвистические области и размывали этнические границы.

Таким образом, то, что называется племенем в Австралии представляло собой относительно аморфную общность с весьма нечеткими границами. Эта общность локализовалась на определенной территории, однако границы последней отличались относительной условностью и подвижностью. С лингвистическими социокультурными и генетическими границами такая общность совпадала только в тенденции. Этническое самосознание ее членов было выражено весьма слабо. Зачастую она не имела самоназвания. Вычленить эту общность было не так-то просто[256]. Не случайно исследователи неоднократно сетовали на сложность выделения племени среди других социальных групп в Австралии[257]. Можно ли эту общность в таком случае вообще называть племенем?