Дисморфофобные тревоги, ориентированные на пол, могут принимать коллективный масштаб и охватывать большие группы населения как эпидемия. В первую очередь, этот феномен можно наблюдать в западной культуре, которая сегодня страдает своего рода манией в отношении тела, низкой массы тела и соответствующей фигуры, и в то же время на ней отражается массовое обращение к пластической хирургии, что Фавацца (Favazza, 1996) также обозначил как распространенную в западной культуре манию. В Китае наблюдался постоянно всплывающий феномен синдрома «коро» (ср.: Gerlach, 2000), регулярная эпидемия среди мужского населения острова Хайнань. «Коро» означает «черепашья голова». Бредовая идея этой коллективной дисморфофобии состоит в том, что пенис скукожится и втянется в брюшную полость (как голова черепахи втягивается в панцирь, когда ей грозит опасность). В соответствии с дисморфофобными представлениями это непременно приведет к смерти, если не предпринять ответные меры, и они обычно очень жесткие: пенис пытаются спасти щипцами и тому подобными инструментами, иногда в задний проход вводят инструменты наподобие стержня. Причиной исчезновения пениса, согласно коллективному помешательству, являются женские духи-лисы. В рассказе китайско-немецкой писательницы Луо Лингуань (2005, S. 177) «Первая брачная ночь в башне Цзинь Мао» всплывает этот мотив: герой Ванпинг перебрал на собственной свадьбе и совсем не в форме для первой брачной ночи, но, тем не менее, пытается приблизиться к своей молодой жене, которая агрессивно обороняется от него, на что он, в свою очередь, реагирует: «Ванпинг втягивает голову, как будто хочет стать черепахой». В немецкой версии это звучало бы как «поджать хвост»[41]
.Бенинья Ниман
Хотя дисморфофобные страхи типичны для подросткового возраста, они возникают и в другие пороговые моменты жизни и, вообще, в кризисные периоды, хотя в среднем возрасте люди чаще «выбирают» ипохондрию. У госпожи Ниман (37 лет, замужем) развилась тревога, что ее лицо обезображено. Год назад она обнаружила первые изменения, за полгода до рождения дочери, ее второго ребенка. Сын на два года старше. Все началось с изменений челюсти, затем ее щеки стали толще. Потом у нее возникло чувство, что она внезапно состарилась. Матери в детском саду, куда ходят ее дети, все моложе, радостные, хорошо выглядят. Она бы с радостью завела третьего ребенка, но не слишком ли она стара для этого? Кроме того, есть еще одна проблема: после того как они с мужем четыре года назад построили дом, у них сложился определенный круг друзей. Сейчас этот круг практически распался, и у нее возникло чувство, что бывшие друзья ее игнорируют, обходятся с ней снисходительно, говорят о ней за спиной (и конечно, ничего хорошего).
Она познакомилась со своим мужем на одной свадьбе, он на 14 лет старше и был в разводе. Поскольку они жили в разных городах, он проводил с ней по три дня в неделю, и это было прекрасное время. Потом она забеременела, переехала к нему, и они поженились. Он начал строить дом, и с тех пор совсем не проводил с ней времени. После того как она переехала к нему, ее постоянно преследовал страх полной изоляции, поскольку она оставила своих друзей и в новом городе не знала никого, кроме своего мужа. Эта ситуация напомнила ей о разводе родителей, когда ей было семь лет. Госпожа Ниман говорит: «Катастрофой всей моей жизни была моя мать». Мать была зависимой от алкоголя и таблеток, после развода родителей она ее почти не видела и жила с отцом, который при этом был очень занят и постоянно уезжал, у него совсем не было времени на дочь. Но беременность и рождение первого ребенка отвлекли ее от негативных эмоций, и, кроме того, она была очень занята открытием новой адвокатской конторы. После въезда в готовый дом у нее появились идеи, что дом построен не так, как надо, лестница в неправильном месте, а кухня посреди дома, хотя должна быть на периферии. Оба супруга жили очень дистанцированно в сравнении с началом отношений, и госпожа Ниман надеялась, что второй ребенок улучшит их отношения. Но после рождения дочери брак не оживился, скорее наоборот. И тогда начались изменения в ее лице, как она их воспринимала. Сначала она обратилась к пластическому хирургу, и однажды тот уговорил ее на «совсем незначительное» вмешательство, которое можно было осуществить тут же и на которое она, словно в трансе, согласилась. После операции она почувствовала себя только еще более обезображенной и горько упрекала себя. Сверх того, она испытала глубокий стыд, что позволила сделать себя жертвой.