Упомянув о своей пластинке, я вспомнил и о миньоне «А любовь права», выпущенном «Мелодией» в 1989 году. На этой пластиночке было по две наших с братом песни, а с её конверта глядели два улыбающихся мартыновских лица. Как-то так вышло, что ни я, ни Женя не отсмотрели фотослайды нашей съёмки перед отправкой материалов на завод, доверившись вкусу редакции. Увидав же себя на конверте готовой пластинки, Женя был очень недоволен своим лицом, показавшимся ему слишком полным.
Когда я вскользь в разговоре с редактором «Мелодии» заметил о Жениной реакции на наш миньон, то, помню, эта серьёзная и уже немолодая женщина удивлённо сказала:
– Ну и зря!.. Поверьте мне, такой совместной пластинки и такого милого слайда у вас с Женей больше не будет. Вот увидите, я почти никогда не ошибаюсь. Это очень хорошо, что мы выпустили ваш миньон!..
Не знаю, какой точный смысл редактор вкладывала в свои слова, но они мне запали в душу. К моему горькому удивлению, она оказалась права.
Права оказалась и продавщица из отдела часов ГУМа, когда я принёс ей обратно недавно купленные настенные часы, не желавшие идти. Эти часы я подарил брату в день его 40-летия, и они вроде бы оказались кстати в новой четырёхкомнатной квартире. Да только, будучи повешены над роялем, часы вскоре остановились, и пришлось их принести в магазин.
– Это не к добру, если дарили в день рождения или на новоселье, – между прочим, без особых эмоций заметила продавщица, выписывая мне квиток-направление в гарантийную мастерскую. Дважды или трижды эти часы побывали в гарантийном ремонте, но по возвращении домой неизменно останавливались, превратившись в результате просто в бутафорию.
Да, это было не к добру…
Однако, как ни больно думать о преждевременной смерти талантливых и близких людей, удивительно светлым и весёлым (порой до несерьёзности) человеком был Евгений Мартынов!
За день до своей кончины он шутил в гостях во время дружеского застолья:
– Жизнь – это затяжной прыжок из… живота в могилу…
Ох уж эти Женины шутки, афоризмы и анекдоты, изливавшиеся из него, подобно песням, сами собой! Мы с друзьями и приятелями брата часто их вспоминаем, хоть и встречаемся нынче всё реже: порой лишь дважды в году, и то у Жениной могилы. Для кого-то кажется странным, что, собираясь в дни рожденья и памяти Евгения Мартынова на кладбище, его коллеги, друзья и родственники улыбаются, шутят, поют, провозглашают тосты и с удовольствием вспоминают о жизнерадостном человеке и вдохновенном артисте, прах которого покоится совсем рядом – под светло-серым гранитным монументом. В 1990–1991 годах почитатели Жениного творчества со всего Советского Союза присылали мне денежные переводы с пометкой: «На памятник Евгению Мартынову». И хоть разорительная инфляция перечёркивала почти все планы и финансовые накопления в течение нескольких лет, я с гордостью думаю о брате и людской памяти о нём: его многочисленные поклонники остались верны своему кумиру даже в такое тяжелейшее время развала и беспредела, каким оказалось начало девяностых!
Мартынова искренне любили слушатели. И, судя по их письмам, адресованным матери композитора, мне, редакциям телевидения, радио, газет и журналов, его сейчас очень не хватает на нашей эстраде. Наверно, такие артисты, как Евгений Мартынов, приходят в эту жизнь, чтобы открыть людям глаза на чистоту цветущих яблонь и гроздьев белой сирени, чтобы подарить нам весь мир, неописуемой красоты которого мы вокруг себя не замечаем, чтобы наполнить добротой наши черствеющие в пустой суете души и обратить наши усталые, равнодушные взоры к отчему дому и маминым глазам, чтобы укрепить верностью ранимые сердца влюблённых, дабы были они во всём и до конца верны своей любви, – ибо нет в этом жестоком, но прекрасном мире ничего дороже и возвышеннее верности…
Передо мной письмо Жениной поклонницы, одно из многих, не требующих ответа. Пишет незнакомая мне учительница из далёкой Сибири, пишет о своём и о нашем, об общем и о конкретном. Пишет об искусстве, о музыке, о Жене.