Теории общества потребления нередко кладут свободное время и работу на разные чаши одних весов: чем важнее одно, тем менее важным кажется другое. Однако за последнее столетие увеличение количества свободного времени – даже самое скромное – сопровождалось усилением важности работы как источника богатства. В 1900 году богатым считался тот, кто имел загородный дом или получил наследство. Сегодня богатство зависит от зарплаты и квалификации – поэтому все так радуются премиальным и рвутся в университеты. В ходе ХХ века успех стал все чаще зависеть от человеческого капитала[1202]
. Работать дольше каждый день – вот один из способов его «сколотить». Так праздность оказалась принесена в жертву карьере.«Крайняя занятость, – писал Роберт Льюис Стивенсон в 1877 году, за семь лет до того, как он прославился своим «Островом сокровищ», – в школе, колледже, церкви или на рынке есть симптом недостатка жизненных сил; и способность праздно проводить время означает широкий ум и развитую самодостаточность»[1203]
. Большинству читателей идея о том, что праздность создает личность, наверняка покажется неправильной. Надо признать, что самому Стивенсону удалось совместить праздность с написанием тринадцати романов, шести книг о путешествиях, собрания эссе и стихотворений, с сочинением музыки – он играл на флажолете (инструменте, похожем на флейту), – а также с путешествиями к берегам Северной Америки и Самоа, где он вырубил деревья и построил дом, и все это он успел за довольно короткую жизнь: смерть настигла Стивенсона в возрасте сорока четырех лет. Кейнс также не видел в работе ничего хорошего. По его мнению, богатые, если они работают, движимы лишь алчностью, а бедные – стремлением выжить. То, что работа может приносить удовольствие и быть предметом гордости, ускользнуло от его взора[1204]. В постиндустриальном обществе менеджеры и квалифицированные специалисты проводят больше времени в офисе, чем их коллеги двумя поколениями ранее. Отчасти они делают это из-за того, что сегодня работа приносит больше удовлетворения – le bonheur du travail, как говорят французы[1205].«Трудолюбивые американцы» и «ленивые европейцы» – сегодня это почти клише. В 2006 году финансовый гигант UBS указал более долгое рабочее время в качестве причины, объясняющей, почему американская экономика растет быстрее[1206]
. Однако последовавшая рецессия продемонстрировала, что это было не так. На первый взгляд, цифры говорят сами за себя. По данным ОЭСР, в 2005 году американцы работали в среднем 1800 часов, британцы –1680 часов, французы – 1550 часов, а нидерландцы, немцы и жители скандинавских стран – около 1400 часов[1207]. Введение 35-часовой рабочей недели во Франции в 2000 году стало вишенкой на торте. В Германии количество оплачиваемых дней отпуска возросло с 23 дней в 1970-х годах до 31 дня в 2010-м; американский работник мог считать себя счастливчиком, когда после 20 лет работы получал 19 дней оплачиваемого отпуска. С чем связаны эти различия? Одна теория объясняет их глубинной пуританской рабочей этикой американцев. Такое объяснение кажется сомнительным. В 1950-х годах Дэвид Рисмен, внимательно наблюдавший за изменениями в обществе, говорил о том, что в Америке совершается настоящая «антипуританская революция», так как свободное время, некогда «побочная выгода», теперь вытесняло «саму работу с пьедестала сознательности и важности»[1208]. Американцы в начале 1980-х годов были ленивее европейцев. То, что все вновь изменилось за последние годы, связано с усилением профсоюзов, ростом качества государственных услуг и активной социально-демократической политикой в старушке Европе.