Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Так же, как и на Западе, приватизация негативно сказалась на этих показателях. И все-таки многим услугам удалось выжить. В особенности Россия демонстрирует пример скорее адаптации, нежели полного отказа от них. Патернализм выжил, а вместе с ним и недоверие к свободным профсоюзам. Менеджер одного завода по производству оборудования в Красноярске так объяснял в 1996 году свой подход: «Мы предоставляем своим сотрудникам всевозможные виды услуг. Мы продаем им со скидкой продукты питания и потребительские товары. Мы оплачиваем больницы, жилье и школы. У нас есть дом отдыха в Крыму, где они могут проводить отпуск. Мы все делаем для них – даже разводим свиней и выращиваем грибы»[1454]

. Единственное, что делал новый профсоюз, так это критиковал. Поэтому, сказал менеджер, было правильным решением отказаться от него. По всей России во второй половине 1990-х произошла масштабная передача квартир, детских садов и стадионов от предприятий муниципальным властям. Но несмотря на это, в 2000 году каждая шестая компания по-прежнему владела собственными летними лагерями и домами культуры. Число столовых практически не сократилось, и хотя большинство фирм больше не владеют собственными стадионами и площадками, они теперь финансируют отдых и развлечения своих сотрудников. Интересный факт: почти половина всех компаний, принадлежащих иностранным владельцам, предоставляет работникам жилье, и иностранных компаний с подобными услугами больше, чем российских[1455]

.

В данном случае размер имеет значение. Развлекательные и социальные услуги предоставляли не только гиганты промышленности, такие как Krupp, Toyota and Bat’a. В период между двумя войнами легкая промышленность, банки и сфера услуг тоже начали спонсировать корпоративные команды[1456]

. И все же размах предлагаемых услуг зачастую напрямую зависел от размера фирмы. Семейной компании с десятком работников нет смысла строить бассейн. Вот почему французское государство придумало сеть chèques vacances, позволяющую и рабочим из маленьких фирм получать хотя бы косвенные льготы. Крупные компании с несколькими сотнями служащих или больше – норма в Швеции, Германии и Великобритании, однако исключение в Греции и Италии. Как пространство потребления, мир работы был четко поделен на две части. С одной стороны – корпорации, которые организуют жизнь и досуг. С другой стороны – небольшие предприятия и семейные магазинчики, которые в лучшем случае устраивают рождественские вечеринки. Поэтому в нашем анализе мы неизбежно уделяли внимание прежде всего первым, а не вторым. Но прежде чем мы закончим обсуждать вклад компаний в потребление, стоит сделать небольшое отступление и заметить, что большинство работников в современных капиталистических сообществах никогда не купались в бассейне какого-нибудь промышленного гиганта. Большинство японских служащих работают в мелких или средних компаниях, а не сидят в офисе Hitachi. Каков же в таком случае их досуг? Антрополог Джеймс Робертсон наблюдал за жизнью 55 сотрудников одной металлургической компании в Токио в 1989–1990 гг. Компания действительно предоставляла своим сотрудникам скидки на путевки, владела бейсбольным клубом и раздавала подарки и алкоголь по случаю четырех праздников в году, однако на этом ее вклад в жизнь своего персонала заканчивался. Ученый обнаружил, что в данном случае известное утверждение о том, что в Японии жизнь после работы по-прежнему вращается вокруг коллектива, неверно: тут большинство сотрудников проводили время с nakama – своими друзьями, а не коллегами. Время от времени коллеги, конечно, ходили выпить стаканчик-другой вместе, однако бо́льшую часть своего свободного времени они проводили либо в одиночестве, либо с друзьями за игрой в патинко, за рыбалкой или на танцах[1457]

.

Государство подстегивает потребление косвенно.

Вклад государства