Вопрос о том, что государственные расходы значат для благополучия страны, служил предметом спора для экономистов еще со времен Кейнса, и попытка какого-либо историка разрешить этот спор парой фраз представляется самонадеянной. Государственные расходы не всегда оказываются благом: в определенных контекстах они могут заменять частные траты. В течение десятилетий высокого роста, в годы послевоенного «экономического чуда» и высокой занятости государственные деньги, возможно, не слишком перевешивали частное потребление. Трудно оценить прямое влияние. В Канаде, например, федеральные выплаты сыграли серьезную роль в увеличении потребления сразу после войны, однако затем они потеряли свое значение, так как инфляция буквально уничтожила семейное пособие; после 1949 года рост потребительских кредитов и сокращение сбережений стали более значимыми факторами[1467]
. Однако государственные расходы значительно повлияли на потребление косвенным образом, например посредством поддержки домовладельцев в Канаде, программы трудоустройства ветеранов, списания долгов по ипотеке в Соединенных Штатах. В Канаде в 1950-х было построено свыше миллиона новых домов, как правило, на одну семью. Сколько бы холодильников и автомобилей было продано, если бы не поддержка правительства в строительстве домов и дорог?Возможно, чтобы ситуация прояснилась, стоит взглянуть на историческую картину. Резкое увеличение общественных трат, очевидно, не сказывается на изобилии негативным образом. Наоборот, не будь их, Франция, Швеция и Германия не могли бы называться богатыми странами. Соединенные Штаты в 1964 году были богаче, чем в 1954-м – а ведь за этот период социальные расходы государства выросли в два раза. Несмотря на все альтернативные модели капитализма и ожесточенные дебаты между самопровозглашенными либералами и защитниками государства всеобщего благоденствия, когорта богатых наций дружно двинулась по пути увеличения социальных выплат. Какие-то из них продвинулись чуть дальше остальных, но все они двигались в одном направлении. Чем богаче становятся страны, тем меньше становится доля частного потребления в ВВП[1468]
. Современная история не знает примера, когда сокращение финансирования социальной сферы привело бы к большему изобилию, по крайней мере пока. Как бы то ни было, скорость роста государственных выплат со временем возросла. В 2000 году траты на социальную сферу в Шри-Ланке и Панаме более чем вдвое превышали аналогичные затраты в большинстве наиболее развитых европейских стран в 1930 году[1469]. Не стоит, кстати, преувеличивать различия между более социально благополучными Скандинавскими странами и либеральными Великобританией и США. Датская и шведская социальная помощь кажется щедрой лишь на бумаге, однако в реальности то, что эти страны раздают одной рукой, они отбирают другой – через высокие налоги. В то же время расходы на общественные нужды в Соединенных Штатах и Великобритании оставались высокими даже в неолиберальные 1980-е; Маргарет Тэтчер удалось урезать их лишь на один год (1985), а Рональду Рейгану не удалось даже этого[1470].Насколько устойчиво и рационально подобное положение дел? В 1950-е и 1960-е высокий экономический рост и высокие инвестиции позволяли тратить деньги на больницы и пенсии. Начиная с 1970-х, однако, рост замедлился, и увеличение государственного потребления совпало с уменьшением государственных инвестиций; в Соединенных Штатах и главных странах Европейского союза (12 стран-основателей) государственные инвестиции сократились с 4 % ВВП в 1975 году до приблизительно 3 % в 2005-м. С точки зрения некоторых экспертов этот сдвиг в сторону государственного потребления чреват плохими последствиями – снижением производительности и частных инвестиций, что в итоге приведет к уменьшению зарплат, рецессии и банкротствам[1471]
. И все же с исторической точки зрения рискованно расценивать государственное потребление как бессмысленное выбрасывание денег на ветер. Как ни крути, оно улучшает системы здравоохранения и образования, что важно для экономического развития. Интересный факт: Германия, столкнувшаяся с самым мощным снижением государственных инвестиций среди стран Евросоюза, превратилась в одну из самых сильных держав после кризиса 2009 года[1472].