А в Вашингтоне активисты по защите прав потребителей и «рейдеры Нейдера» спровоцировали настоящую бурю в ответ на вышедшие постановления. Послевоенная политика в отношении потребления, которую ассоциировали с биллем Кеннеди, уравновешивала частный выбор со стремлением к лучшей жизни для всех. Администрация Рейгана порвала с этой установкой. На повестке дня остался лишь частный выбор. Политика решила ориентироваться на бизнес – главное, чтобы там все было в порядке. Конгресс приказал Федеральной торговой комиссии приостановить исследования детской рекламы на телевидении и другие подобные проекты. Комиссия по безопасности потребительских продуктов с трудом выстояла против попыток ее распустить, но теперь она сосредоточилась в основном на рекомендательных стандартах.
На международной арене все теперь обратились к либерализации торговли. В тот самый момент, когда движение потребителей достигло коридоров глобальной политики, эта политика скрылась за дверями кабинетов, так как в 1986 году начался Уругвайский раунд торговых переговоров. Он продлился целое десятилетие, и в результате в 1995 году родилась Всемирная торговая организация. В странах с низким и средним доходом торговые тарифы упали с 39 % в начале 1980-х до 13 % к 2000 году[1504]
. Потребители, возможно, и выиграли в результате более свободного передвижения товаров, однако их явно не приглашали за стол переговоров. Что еще хуже, свободная торговля привела к серьезным разногласиям между теми, кто считал ее «лучшим другом потребителей», и активистами из бедных стран, которые были убеждены, что она грубо попирает социальную справедливость и местное развитие.Движение в сторону выбора было навязано сверху, его финансировали создатели неолиберального «Вашингтонского консенсуса». Но не менее интересной была другая динамика, которая шла снизу вверх. Ее инициаторами не были ни юристы, ни экономисты, ни бизнесмены, и она не имела отношения к использованию волшебной палочки рынка в других странах. «Зачинщиками» этого движения были простые люди, которые хотели, чтобы их услышали как пользователей государственных услуг. Сегодня над государством всеобщего благосостояния нередко посмеиваются, называя его «государством-нянькой», от которого Тэтчер и Рейган освободили униженных граждан своих стран. Однако не все в этой системе навязывалось и сопротивлялось любым изменениям. У государственных услуг тоже был свой ассортимент и возможности выбора. Вначале определенный выбор предоставлялся по усмотрению чиновников и поставщиков услуг. В конце концов получатели начали самостоятельно заявлять о своих правах.
Главной ареной борьбы было государственное жилье. В Великобритании первые возможности выбирать были предоставлены властью, когда в 1930-е началась масштабная расчистка трущоб. Кому решать, какого цвета должны быть занавески в новых квартирах: правительству или жильцу? Руководителем застройки в Лидсе был Р.А.Х. Левитт, профессиональный архитектор, который, вдохновившись Карл-Маркс-Хофом в Вене, решил и в Англии построить многоэтажные дома. В результате появился восьмиэтажный комплекс Куорри Хилл. Левитт не обращал внимания на тех, кто кричал о необходимости единообразия. «Конечно, у жильца не всегда хороший вкус, – говорил он, – и иногда ему нужен опытный советчик, однако будет ретроградным поступком отнимать у него хотя бы эту скромную возможность выразить свою индивидуальность». Контроль в вопросах государственного жилья необходим, «однако он должен иметь свои границы… в конце концов, мы вроде до сих пор гордимся тем, что живем в демократической стране»[1505]
. После войны, несмотря на меры строгой экономии и нехватку топлива, власти Манчестера предлагали жильцам на выбор газовую или электрическую плиту, когда те въезжали в новую муниципальную квартиру. Однако даже у этого выбора имелись свои границы: будущим семьям приходилось мириться с решением самых первых жильцов[1506].К концу 1950-х подобных предложений уже было недостаточно. Жильцы начали жаловаться на местные власти, обвиняя их в высокомерии, равнодушии и халатности. Первое поколение жителей муниципальных домов было благодарно властям хотя бы за то, что им предоставили возможность навсегда покинуть трущобы. Но теперь, когда трущобы больше не были нормой, жильцы стали более требовательными. Такая смена в настроениях случилась по двум причинам – одна материального, другая культурного характера. Скромные бюджеты и неэффективное планирование вынуждали города вроде Манчестера строить квартиры наспех. Лейбористы обещали жителям чуть ли не Новый Иерусалим. Но когда будущие жильцы открывали двери своего нового дома, они нередко обнаруживали там лишь сырость и плесень. В Бесвике в Манчестере в одном из муниципальных домов даже выпадали окна, потому что оконные крепления были слишком слабыми.