Подчиненные адмирала вскоре после его беседы с фон Риббентропом получили задание — прочесать этот батальон, а заодно и все школы абвера, организованные на востоке и готовившие агентурную сеть для России, на предмет поиска лиц дальневосточных национальностей либо на худой конец — происхождения, знающих не понаслышке условия в районах, пограничных Японии.
Так в зону внимания обер-лейтенанта Эриха Утль, небольшого дисциплинированного винтика в отлаженном механизме конструкции Канариса, попал перебежчик Митрофан Баяндин, бывший рядовой, сдавшийся при первом соприкосновении своего подразделения с передовыми германскими частями под Витебском еще в июле, и за два месяца проявивший себя прилежным слушателем школы абвера, не склонным избегать участия в экзекуциях.
Картотека школы свидетельствовала также, что при сдаче Баяндин имел при себе в качестве дара доблестным германским войскам несколько тайно изъятых им с риском для жизни солдатских книжек. Происхождение — из семьи дальневосточного священнослужителя православной церкви, по проверенным и подтвержденным данным принимал участие в диверсионном акте в 1932 году на строительстве города Комсомольска-на-Амуре, был осужден к 10 годам лишения свободы, отбывал наказание в тюрьме в европейской части России. В первые же дни войны изъявил желание пойти добровольцем на фронт, которое было удовлетворено. Холост. Родственников на территории СССР не имеет. Не употребляет спиртных напитков.
Они познакомились, и Баяндин произвел благоприятное впечатление на обер-лейтенанта: высок, строен, вынослив, сообразителен, успешно проходит специальную физическую подготовку, неплохо овладевает холодным и огнестрельным оружием германского и русского образцов, выдвинут на должность старшего группы курсантов. За участие в акции устрашения в одной из белорусских деревень присвоен низший общевойсковой чин вермахта.
Школа абвера была расквартирована в старом монастыре посреди влажных лесов, на берегу тихого патриархального пруда. Вечерами Эрих Утль и Митрофан Баяндин неторопливым шагом гуляли вдоль кирпичных, крепостной прочности стен монастыря, по усыпанным гравием дорожкам, беседовали о Дальнем Востоке.
Курсант, к сожалению, был слабо осведомлен, его воспоминания девятилетней давности по-своему интересны и живописны, но Эриха интересовало иное: сегодняшний облик и потенциал дальневосточных промышленных центров — и тут Баяндин был бессилен. Тем не менее, он удовлетворительно знал условия и мог быть использован для заброски, в случае необходимости, в этот район — с высокой степенью вероятности утвердиться на месте.
До времени о такой перспективе Утль не говорил курсанту, пока что он привлек его к поиску — в концентрационных лагерях и местах сосредоточения перемещенных — других лиц дальневосточного происхождения.
На обер-лейтенанта произвел большое впечатление и рассказ Баяндина о белогвардейском полковнике Севенарде — подумать только, какая возвышенная, какая трагически-светлая судьба! Он даже позволил себе пересказать фрагменты этой истории своему непосредственному начальнику, гауптману, стоявшему значительно ближе к тем кругам, которые понимали причину заинтересованности в Дальнем Востоке.
— Как вы назвали населенный пункт? — уточнил гауптман. — Эворон? В этом что-то есть. Постарайтесь выяснить, что именно нашел там полковник… Севенард?
— Так точно, Севенард.
— Немец?
— Не думаю, у русских широко распространены европейские имена. Скорее всего, ассимилированный швед.
— Не имеет значения. Ваш курсант помнит что-то конкретное?
— По его словам, Севенард обнаружил медь. Впрочем, знания Баяндина в области минералогии весьма схематичны.
— Медь, медь… Это ведь стратегическое сырье… Пригласите-ка его ко мне!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Курсанту повезло — во время совместной поездки с Эрихом Утль в пересыльный лагерь для пленных авиаторов, где обер-лейтенант выполнял еще и свою, не имевшую отношения к школе абвера, миссию, он увидел и узнал в захваченном русском пилоте человека, задержавшего его в далеком 1932 году.
— Вы не ошиблись, Баяндин? Как следует присмотритесь, подумайте. Ваш ответ будет иметь последствия.
— Он, господин обер-лейтенант, он!
— Комиссар авиаэскадрильи Неверов Павел Сергеевич?
— Точно так. Работал мотористом на катере в Комсомольске, был лесосплавщиком. Я его на всю жизнь запомнил.
— Отлично. Нам предстоит поработать с вашим дальневосточным другом.
— Если позволите, я с удовольствием поставил бы друга к стенке, господин обер-лейтенант.
— Все в свое время, — улыбнулся Эрих. — Может он знать что-либо об Эвороне?
— Об Эвороне? — удивился Баяндин. — Не думаю… Хотя… Прошли годы. Что именно знать?
— В каком объеме и какой именно металл имеется в названном вами месте.
— Сомневаюсь. До Эворона от Комсомольска неблизко. О Севенарде же ведал только я. Не-ет, куда им!
— Все же попробуем выяснить. Эту задачу я возложу на вас.
— Разрешите спросить, для чего нужны сведения об Эвороне?
— Мой маленький каприз. Запала в душу благородная судьба вашего полковника…