Европейцы

— Я понимаю, как я глуп! Но почему же Шарлотта и мистер Брэнд, ваша старшая сестра и священник, которым дозволено прогуливаться вдвоем, не явятся сюда и не надоумят меня, не прервут это незаконное свидание, на которое я вас завлек.

— Они никогда себе этого не позволят, — сказала Гертруда.

Изумленно подняв брови, Феликс несколько секунд на нее смотрел.

— Je n'y comprends rien!^[42] — воскликнул он, потом обратил взгляд вослед удалявшейся строгой паре.

— Что бы вы мне ни говорили, — заявил он, — но ваша сестра явно не безразлична к своему статному спутнику. Ей приятно идти с ним рядом. Мне и отсюда это видно.

Увлеченный своими наблюдениями, Феликс поднялся с земли. Поднялась и Гертруда, но она не пыталась состязаться с ним по части открытий; она предпочитала в ту сторону не смотреть. Слова Феликса потрясли ее, но ее держала в узде известная деликатность.

— Конечно, Шарлотта не безразлична к мистеру Брэнду, — сказала Гертруда, — она о нем самого высокого мнения.

— Да это же видно… видно! — повторял, склонив набок голову, поглощенный созерцанием Феликс. Гертруда повернулась к противоположному берегу спиной; ей неприятно было туда смотреть, но она надеялась, что Феликс скажет еще что-нибудь. — Ну вот они и скрылись в лесу, — добавил он.

Она тут же повернулась снова.

— Шарлотта в него не влюблена, — сочла своим долгом объявить Гертруда.

— Тогда он в нее влюблен, а если нет, то напрасно! В своем роде она идеал женщины. Она напоминает мне старинные серебряные щипцы для сахара, а я, как вам известно, до сахара большой охотник. И она очень с мистером Брэндом мила, я не раз это замечал, и нежна, и внимательна.

Гертруда несколько секунд раздумывала. Наконец она приняла важное решение.

— Она хочет, чтобы он женился на мне, — сказала Гертруда, — потому она, конечно, с ним мила.

Брови Феликса взлетели вверх.

— Чтобы он женился на вас! Да ну! Как это интересно! И вы считаете, что с мужчиной надо быть очень милой, чтобы его на это подвигнуть?

Слегка побледнев, Гертруда тем не менее продолжала:

— Мистер Брэнд и сам этого хочет.

Феликс стоял, скрестив руки, и смотрел на нее.

— Понятно… понятно… — сказал он торопливо. — Но почему же вы раньше ничего мне об этом не говорили?

— Мне и сейчас неприятно об этом говорить. Просто я должна была вывести вас из заблуждения насчет Шарлотты.

— Значит, вам не хочется выходить замуж за мистера Брэнда?

— Нет, — сказала Гертруда сдержанно.

— А ваш отец этого хочет?

— Очень.

— Вам он не нравится?.. Вы ему отказали?

— Я не хочу выходить за него замуж.

— А ваш отец и ваша сестра считают, что вам следует, так?

— Это длинная история, — сказала Гертруда. — Они считают, что для этого есть серьезные основания. Что у меня есть обязательства, что я подавала ему надежду. Мне трудно вам это объяснить.

Феликс улыбался ей так, словно она рассказывала ему занимательную историю о ком-то совершенно постороннем.

— Вы представить себе не можете, как мне это интересно, — сказал он. Ну, а сами вы не признаете этих оснований… этих обязательств?

— Не уверена… Все очень сложно.

И, подняв с земли зонтик, она повернулась, как бы собираясь спуститься с холма.

— Скажите мне вот что, — продолжал, спускаясь рядом, Феликс, — вы склонны согласиться — дать им себя уговорить?

Гертруда обратила к нему свое лицо, которое почти не покидало серьезное выражение, так отличавшееся от только что не пылкой улыбки Феликса.

— Я никогда не выйду замуж за мистера Брэнда, — сказала она.

— Понятно! — воскликнул Феликс, и, не обменявшись больше ни словом, они спустились с холма и подошли к озеру. — Вам, конечно, виднее, — продолжал он, — но, знаете, в общем-то, я не очень этому рад. Если бы ваш брак с мистером Брэндом был уже делом решенным, я в какой-то мере вздохнул бы с облегчением, это развязало бы мне руки. Ведь сам я не имею права за вами ухаживать, так?

И, задав как бы невзначай этот вопрос, он замолчал.

— Ни малейшего, — ответила Гертруда быстро, слишком быстро.

— Ваш отец никогда бы на это не согласился, у меня нет ни гроша; мистер Брэнд, разумеется, человек состоятельный?

— Наверное, какое-то состояние у него есть, но это не имеет значения.

— Для вас — безусловно, но для вашего отца и вашей сестры имеет; поэтому, как я уже сказал, если бы ваш брак был уже делом решенным, я чувствовал бы себя свободнее.

— Свободнее? — повторила Гертруда. — Отвяжите, пожалуйста, лодку.

Феликс размотал веревку и стоял, держа ее в руке.

— Я не стал бы тогда отказывать себе в удовольствии и сказал вам то, чего сейчас сказать не могу, — продолжал он, — сказал бы, как я любуюсь вами, не боясь уже, что покажется, будто я притязаю на то, на что притязать не вправе. Я отчаянно бы за вами ухаживал, — добавил он, смеясь, — если бы только знал, что вы ограждены и я не могу вас задеть.

— Вы хотите сказать, если я была бы помолвлена с другим? Какое странное рассуждение! — воскликнула Гертруда.

— В этом случае вы не отнеслись бы ко мне серьезно.

— Я отношусь серьезно ко всем, — сказала Гертруда и без его помощи легко ступила в лодку.

Феликс взялся за весла и направил лодку к другому берегу.