Exemplar

И поэтому человеческое естество — ибо Христос воспринял его, а не личность, — взятое само по себе, не обладает тем правом, чтобы человек тем же образом мог когда-либо стать Богом и человеком. Лишь Ему подобает недостижимая честь, ведь Он принял на Себя естество в такой чистоте, что Ему ничто не последовало ни от первородного, ни от какого-либо другого греха. А посему лишь Он был тем, кто мог спасти впавшее в грех человечество.

Далее. У всех прочих людей именно труд оправдания, каковой они творят в подлинном забвении себя самое, предопределяет к блаженству, являющемуся воздаянием за добродетель. Сие блаженство состоит в совершенном наслаждении Богом, когда отсутствует всякое посредничество и различие. Но поскольку в воплощении Христа единство заключается в личностной сущности, оно выше и превосходит единение душ блаженных и Бога. Ибо с самого начала, будучи зачат как человек, Он был воистину Сыном Божьим, не имея иного собственного бытия, кроме как Божия Сына. Все же прочие люди, кто имеет естественное собственное бытие в своей естественной сущности[669], как бы полно ни отрекались они от себя и как бы в подлинной чистоте себя ни блюли, никогда не случится того, чтобы они были перенесены в собственное бытие божественной личности

[670], а свое потеряли.

Третье. Оный человек Христос также превзошел всех прочих людей и стал главой христианства, наподобие головы человека по отношению к его телу, как начертано: «всех, кого предузнал, Он предопределил стать подобными образу Божия Сына, дабы Он был первородным среди многих других»[671]. А потому, кто хочет иметь истинное устремление к истоку и желает стать сыном во Христе, тот пусть в истинном бесстрастии обратится от себя к Нему и тогда достигнет того, чего должен.

Юноша. Владыка, что есть истинное бесстрастие?

Истина. Внимательно различая, обратись к сим двум словам, они звучат так: «отвергнуть себя»[672]. Если сумеешь эти два слова точно взвесить и испытать в их основе и последнем значении, узреть их в правильном различении, то в скором времени сможешь познать истину.

Возьми для начала первое слово, то есть «себя» или «меня», и посмотри, что это такое. Следует знать, что всякий человек имеет пятеричное «себя». Первое «себя» у него общее с камнем, и это есть бытие. Другое — с растением, и это есть рост. Третье — со зверями, и это есть ощущение. Четвертое — со всеми людьми, то есть он имеет в себе общее человеческое естество, в котором едины все остальные. Пятое — то, что принадлежит лишь ему одному, иначе говоря, его личностный человек: как в смысле его благородства, так и в смысле случайности.

Чем же является то, что приводит человека в заблуждение и лишает блаженства? Это — только последнее «себя», в котором человек обращается от Бога к себе самому, вместо того чтобы обратиться к Нему, и утверждает собственное «себя» для себя самого в соответствии со случайным, то есть в слепоте приписывает себе самому то, что Божье, и, упорствуя в этом, со временем тает в пороках.

А кто захочет надлежащим образом отвергнуть «себя», тот да бросит три взгляда. Первый так, чтобы, созерцая проницательным взором, узреть ничтожность своего собственного «себя» и обнаружить, что его «себя» и «себя» прочих вещей суть ничто, отстраненное и отделенное от чего-то такого, что есть единственно творящая сила. Иной взгляд состоит вот в чем: нельзя упускать, что даже в глубочайшем бесстрастии его собственное «себя», в силу происхождения, всегда пребудет в своей созданности[673] и [в этом качестве] не сможет исчезнуть. Третий взор заключается в отречении и добровольном отказе от себя самого во всем том, как он до сих пор себя вел: в своей тварности, несвободной множественности по отношению к божественной истине, в любви и страдании, деянии и покое, ради того, чтобы незримо для посторонних отстраниться от себя мощным усилием, безвозвратно исчезнуть для себя самого и стать со Христом единым в единстве, так что в таком возвращении к истоку он всегда из Него действует, все воспринимает и в простоте все созерцает. Это-то бесстрастное «себя» становится христоподобным «я», о котором сказано в послании Павла: «Жив я, но уже больше не я, Христос жив во мне»[674]

. Сие называю я совершенным «себя».

Ну, а теперь давай возьмем другое слово, которое Он произносит: «отвергнуть»[675]. Под ним Он разумел «отказаться» или «презреть», хотя и не так, чтобы «себя» можно было отвергнуть, дабы оно превратилось в ничто, нет, только презреть, и тогда будет правильно.

Юноша. Пусть будет Истина благословенна! Любезный Владыка, скажи мне, остается ли что-нибудь у блаженного бесстрастного человека?