Exemplar

Но если человек равным образом и постоянно не обретается в забвении себя самого, то он все-таки не утрачивает из-за этого Бога (ибо день исполняется по завершении не утра, а вечера), только бы он не противился Богу. Когда же у него от страдания побледнеет лицо, пересохнут уста и ему изменит его всегдашняя приветливость к людям, то пусть он возведет очи горе и при этом промолвит: «Sicut pellis Salomonis, etc.»[757][758]. Завесы Соломона — это внешний человек Царя. Сей так страдал на кресте, что и на человека-то уже не был похож. Выйди вперед, кто хочет на Него походить в плачевной отверженности! Он глаголет: «Ego sum vermis, Я же червь». О червь, излучающий свет, ярчайший сияния солнца!

[759] Взирающему на Тебя сетовать не пристало. Он должен с радостным духом склониться под любое страдание, которое ему повстречается.

Чадо мое, может статься, ты думаешь, что, коль скоро Бог так тебя утесняет, твое страдание самое тяжкое. Не нужно так думать. Каждый человек себе ближе других! Я опять и опять натыкаюсь на себя самое, когда мне время от времени начинает казаться, что мое-де страдание очень тяжелое. Но предоставь сие Богу.

Я не должен был бы тебе об этом писать, но любовь Божия меня понуждает подставить свои плечи под твою ношу, чтобы она для тебя сделалась легче. Когда несчастные и нуждающиеся сходятся вместе, то, слово за слово, и порой получается так, что они забывают о голоде. Я хотел было прислать тебе тряпку для ног, отнятую мною у пса; она лежала у меня для примера[760]

. Но тряпка сия мне так дорога, что я не сумел с нею расстаться. Мужайся и переноси терпеливо страдания, ибо за ними последует радость в Царстве Небесном!

Письмо IV

Как малоопытному человеку управиться с собою самим и не обременять прочих людей

Quomodo potest caecus caecum ducere?[761][762]

В числе многих других духовных детей, которых привел к Богу Служитель, была некая дочь, изнеженного и непостоянного нрава. Она хотела и не хотела, была бы не прочь стать блаженной, не забывая при этом ни о радостях, ни о прихотях плоти, и надеялась все уладить лукавыми доводами. Служитель ей написал:

Возлюбленная, все ли ладно с тобою? Как вышло, что ты обратилась спиной к праведным наставлениям духовного отца своего и снова начала предаваться тому, от чего я насилу избавил тебя, что изнурило тебе душу и тело и затронуло честь? Неужели ты думаешь, что все можешь делать, что придет тебе в голову? Или ты так крепко стоишь на ногах, что можешь себе это позволить? Увы, почему не вспомнишь о том, что тебе отпущено Богом, что едва достигла того, где оказалась теперь, и что пока ты — сплошное ничто? Ты слушаешь только себя и не обращаешь внимания на прочих людей! Ты что же, разве не видишь, как, обмотав нитку из шелка вокруг твоей шеи, черт с удовольствием тянет тебя за собой? Недужная больше Евы в раю, ты с собой-то никогда не умела управиться, а вознамерилась других привлечь к Богу! Захотела подкинуть соломки в жаркое пламя, а оно еле прикрыто и по-настоящему еще никогда не стихало?

Ты утверждаешь, что хотела направить усилия в духовную сторону, ведает Бог! Начать можно, конечно, и в духе, но вскоре все закончится плотью. Ты что, недостаточно вразумлена? Тебе что, невдомек, что Бог тебе и так достаточно отпустил? Ты и впрямь ни за что не отступишься от своего, пока диавол тебя не свяжет веревками! Я нередко тебе говорил: Вы задумали учтиво перехитрить и Бога, и мир, а если на это взглянуть с другой стороны, то окажетесь сами обмануты. Тебе бы потверже стоять, отказаться бы от всякой привязанности, иначе не устоять ни за что! Пусть тебе хватит того, если сама унесешь ноги от черта.

Я должен тебе рассказать кое-что. Итак, слушай: однажды, замыслив духовный разбой, Служитель покинул обитель, то же, что им было похищено, он хотел отобрать у диавола и возвратить Богу. Похищенным оказалась некая особа в монашеском облачении, вроде тебе. Сия особа позволила своему сердцу запутаться в пустопорожней любви, от которой не умела избавиться, желая выдать за пристойное то, в чем не было ни подобающего, ни пристойного. И вот, едва под воздействием добрых советов Служителя она возымела намерение оставить оное дело и обратиться вспять к Богу, лукавые духи стали весьма усердствовать в том, чтобы предохранить себя от потери, а ей затруднить обращение, так что ей казалось, что на сердце у нее взвалена гора невиданной тяжести.