Exemplar

Как-то раз, ясным утром, когда во время мессы должны были воспеть радостный гимн отеческому воссиянию Вечной Премудрости: «Lux fulgebit»[796][797], находясь в своей капелле, Служитель погрузился в тихий покой, а его внешние чувства умолкли. И вот ему явилось в видении, что он как бы введен в некий храм, где как раз пели мессу. В храме было немало насельников неба. Они были присланы Богом, дабы исполнить сладкий мотив небесного песнопения. Так и поступили они и, ликуя, воспели новую песнь, какую Служителю не доводилось ранее слышать. Она была такой сладостной, что ему показалось, что душа его истает от подлинной радости. Но особенно дивно было исполнено «Sanctus»

[798][799]. Песнопение было так хорошо, что и Служитель принялся подпевать, а затем затянул вместе с другими. Дойдя же до слов «Benedictus qui venit»[800]

, все, что есть сил, возвысили голос, и священник поднял нашего Господа. Служитель посмотрел на Него с преданным и смиренным почтением к Его подлинному присутствию телом, и ему показалось, что в душу к нему как бы проникло от Господа чудное, умное сияние, не выразимое никаким языком. Между тем душа и сердце Служителя настолько наполнились новым, жгучим желанием и внутренним светом, что у него сразу иссякла вся его сила, а [его] сердце объединилось с сердцами как бы обнаженным, разумным путем, он же сам пришел в такое разжиженье души, что не мог подобрать ему никакого подобья. Когда он обессилел и от слабости едва мог держаться на ногах, подле него послышался смех некоего небесного юноши. Тот стоял возле Служителя, хотя оставался им не замеченным. Служитель обратился к нему: «Увы, почему ты смеешься? Не видишь разве, что я сейчас упаду от совершенного бессилия и пылкой любви?» С этими словами он стал сползать на пол, как человек, сломленный отсутствием сил... Когда он сползал, то вновь возвратился в себя и отворил внешние очи. Они были полны слез, а душа была исполнена лучащейся благодати. Служитель приступил к алтарю, где возлежало тело нашего Господа, и пропел внутри себя стих «Benedictus qui venit», на духовный мотив, еще раздававшийся в душе у него.

Письмо IX

Как человеку прийти к сердечному успокоению в Боге

In omnibus requiem quaesivi[801][802].

Так глаголет Вечная Премудрость: «Меж всеми вещами Я искала покоя» — и заблудших людей, как в суетном беге их жизни им достичь мира, насколько это возможно.

Хотя Истина сама по себе обнажена от всего и свободна, нашему естеству от рождения свойственна такая особенность, что нам приходится ее постигать посредством подобия в образах. Так и будет, пока не отложится бренное тело, а просветленное око разумной способности [нашей] души не утвердится во всей своей наготе в круге вечного Солнца. Но до тех пор нам остается брести, подобно слепцам, опознавая дорогу на ощупь, не зная, где мы и как здесь очутились. Если даже мы обладаем малой толикой Истины, то не разумеем того, что она у нас есть, и поступаем как тот, кто ищет какую-то вещь и держит ее при этом в руке. Нет человека во времени, который был бы совершенно свободен от этого, поскольку сие — отзвук грехопадения прародителей.

Как я разумею, самым желанным для взыскующей Бога души было бы знать, в чем заключается дражайшая воля Господня по отношению к ней, дабы Ему угодить и Его ублажить, чтобы и Он проявил к ней благосклонность, любовь и вошел с ней в особую близость. Ибо исполненная любовью душа нередко готова даже на смерть ради того, чтобы стяжать внятное различение воли Господней во всем, что случается. Такое желание заставило праведного Авраама покинуть свою страну и любимых друзей. Он не знал, куда бы направить стопы[803], и искал Бога вдали, дабы найти Его рядом. То же стремление гнало и манило всех избранных от сотворения мира даже доныне, и не иначе будет всегда, ибо сие дивное действо привлекает сильней, чем магнит влечет к себе сталь, и держит прочней, нежели тысяча тросов. Благо тому, кто, когда-то родившись, это обрел и никогда от того не отступит!

Ах, вот почему мне теперь на память приходят слова, которые я когда-то читал в школе естественных наук. Читать-то читал, да так ничего и не понял. Возвышенный учитель глаголет: вождь всяческих, препростая сущность движет все вещи, а сам остается недвижим; движет, как то подобает желанному и любимому [всеми] возлюбленному — сообщая сердцам устремление и вожделеющим бег, а сам оставаясь в покое как недвижимая цель, к которой влекутся и которую жаждут все сущности. Однако бег и стремленье рознятся. Движеньем небес он заставляет ползти муравьев, мчаться быстрых оленей, лететь диких соколов. Образ их [движения] различен, хотя у них единый конец: место успокоения их существа, которое проистекает из возлюбленной цели первой сущности[804].