Eyeliner: A Cultural History

Древнеегипетские или "экзотические" женщины, такие как Нефертити, фетишизировались на протяжении всего двадцатого века. Их считали неуловимыми и привлекательными, но при этом некоторые мужчины считали их нежелательными. Эта фетишизация была в большей или меньшей степени продолжением ориентализма, объясненного покойным великим палестинским ученым Эдвардом Саидом как "базовое различие между Востоком и Западом в качестве отправной точки для тщательно разработанных теорий, эпосов, романов, социальных описаний и политических счетов, касающихся Востока, его людей, обычаев, "разума", судьбы и так далее".

Еще до того, как Нефертити оказалась в центре внимания, когда ее бюст был официально представлен публике в 1924 году, Vogue уже заинтересовался древнеегипетской модой. "Искусство макияжа также старо, как и Египет, и играло важную роль в женском туалете. Главными косметическими средствами были румяна, консилер и пудра из зеленого малахита, которую наносили на глаза", - говорилось в статье 1921 года, посвященной стилю той эпохи. "С Дальнего Востока приходит настоящий kohl, который так идет брюнеткам и, в измененном виде, блондинкам", - говорится в статье, опубликованной в ноябре 1922 года.

Открытие гробницы Тутанхамона в 1922 году британским археологом Говардом Картером повлияло на западную популярную культуру, вызвав так называемую "Тутманию" или "Египтоманию" - период сильного увлечения востоковедов Древним Египтом на Западе. Когда была обнаружена гробница фараона, ее камеры позволили понять, как жил и выглядел этот человек, а также его жена, Анхсенамун - дочь Нефертити. Это открытие вызвало ажиотаж среди общественности и интерес к кохлу, таинственному веществу, которое, как казалось, обладало магической силой. Тутанхамон привлек больше внимания, чем его супруга, но и она не осталась в стороне - ее подведенные глаза привлекли внимание Vogue в 1923 году.

В книге "Горшки Египта" Дадли С. Корлетт просит читателей вместе с ним "мягко" отодвинуть "гобелен, висящий перед порталом опочивальни Анхсенамун", и журналист с тревогой представляет себе, как она готовится ко дню. Сначала он описывает царицу с оливковой кожей, "вытягивающую свое упругое тело, затянутое в одежды из нитей". Приняв ванну и надев льняной халат шафранового цвета, Анхсенамун направляется к своему тщеславию, чтобы побаловать себя. Прежде чем приступить к укладке волос, она наносит на глаза каллиграфический карандаш - единственное косметическое средство, которым она пользуется. Этот предмет макияжа, - пишет Корлетт, - "не перестает действовать и сегодня, ведь над белой чадрой мусульманских женщин дерзкие глаза, подведенные углем, насмехаются над мужчинами и заставляют их гадать о красоте, скрытой от их ревнивых взглядов". Корлетт представляет кольер и женщин, которые его носят, как "экзотические" элементы Востока, которые существуют только для того, чтобы дразнить мужчин, особенно западных. Внешность таких женщин, по его мнению, неприкосновенна - они находятся далеко, в далекой стране и принадлежат ушедшей, первобытной эпохе. (Он также говорит о женском чувстве гигиены).

После того как бюст Нефертити был выставлен в Германии, мир узнал саму царицу и стал обсуждать ее красоту, а впоследствии в косметических наборах появились угольки и подводки для глаз. Чудесная находка Борхардта спровоцировала повальное увлечение не только египетскими артефактами, но и "странной" внешностью в целом, а также тем, как постепенно смириться с ней или даже добиться ее. Последующее внимание к внешности Нефертити, особенно к ее потемневшим глазам, оказало влияние на современные стандарты красоты. Во многих отношениях скульптура переопределила и усовершенствовала их. Наконец, у нас было бесспорно прекрасное изображение загадочной Нефертити, на котором можно было зациклиться. Ориенталистские образы, такие как женщины с платками на голове, летающие ковры, верблюды и продуваемые ветрами аравийские пустыни, были частично затмлены далекой, но все же чем-то родственной царицей.

По мнению египтолога Криса Нотона, макияж глаз королевы сыграл значительную роль в нашем восприятии ее красоты. "В некотором смысле это слишком хорошо, чтобы быть правдой", - говорит он мне. "Вы не ожидаете, что представление о том, что такое быть красивой женщиной, у представителей Восемнадцатой династии будет таким же, как у нас, и все же она соответствует тому, что мы понимаем под идеальной красотой. Она действительно была очень хороша собой, и колер, конечно, помог".

Если когда-либо и существовало подходящее имя, то это было имя Нефертити. С открытием и демонстрацией бюста царицы и ее изящно подведенных глаз Прекрасная действительно прибыла.

Нефертити в глазах общественности