Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Читатель уже, должно быть, обратил внимание на то, что принципиального различия между эзоповскими механизмами, действующими в произведениях на различные сюжеты, нет.

Всюду речь идет о принципиально сходном действии маркеров – экранов. Различать приходится по внешней стороне сюжета, выбор которого определяется скорее требованиями литературной тактики момента, нежели требованиями поэтики ЭЯ. Дополнительное подтверждение этому – часто встречающиеся комбинированные сюжеты: действие помещается в эпоху, отдаленную от современной России и исторически и географически. Таковы биографический роман Левидова о Свифте, пьеса Л. Зорина «Римская история», роман, позднее переделанный в пьесу, Булгакова «Жизнь господина де Мольера»177.

В этом плане произведения на фантастический сюжет с точки зрения действующих в них механизмов эзоповской поэтики можно рассматривать как аналогичные произведениям с комбинированным историко-экзотическим сюжетом; в них ЭЯ также будет представлен комбинацией стилистических экранов, относящих содержание к отдаленным областям, хотя в этом случае не к реально существующим странам, а к иным планетам и галактикам и к отдаленным эпохам, чаще всего – к будущему.

3.3.1. Однако именно творчество писателей-фантастов братьев Стругацких дает нам высокопоказательный материал: мы видим, как рекомбинация элементов ЭЯ, последовательно осуществляемая авторами от произведения к произведению, приводит к эволюции жанра – от научной фантастики к антиутопической сатире. Рассматривая творческий путь Стругацких на фоне советской литературной политики 1960‑х годов, можно поставить следующий вопрос: почему цензурирующие власти разрешали предшествующие произведения Стругацких, но не разрешили роман «Гадкие лебеди»?

3.3.2. Научная фантастика в целом всегда была популярным и официально поощряемым жанром в советское время: даже в самый острый период «борьбы с космополитизмом» многократно издавались и переиздавались произведения Жюля Верна, Г. Дж. Уэллса и других классиков жанра, равно как и научно-фантастические произведения советских авторов, таких как А. Толстой, А. Беляев, И. Ефремов и др. Идеологическое содержание было вторично в этих преимущественно остросюжетных, развлекательных произведениях: все мотивы социальной несправедливости, все отрицательные персонажи в «Гиперболоиде инженера Гарина» Толстого или в «Человеке-амфибии» Беляева были выполнены по моделям коммунистической пропаганды. Стилистически это осуществлялось в том, например, что языковые характеристики положительных персонажей составлялись из штампов советской публицистики пропагандного типа, с большей или меньшей примесью просторечия текущей эпохи, а характеристики отрицательных – на штампах переводной литературы или на карикатурных приемах той же пропаганды (ср. Шельгу и Гарина в романе А. Толстого).

Знаменательно, что сам жанр антиутопии возник именно в послереволюционной России – «Мы» Евгения Замятина. Он справедливо был воспринят режимом как наиболее крамольный из всех литературных жанров, ибо утопия была краеугольным камнем государственной идеологической доктрины. Самый жанр стал табу для русских авторов, хотя зарубежные антиутопии, начиная с Уэллса и Олдоса Хаксли и до Рэя Брэдбери, допускались в советском издании, трактуемые как антикапиталистические пророчества. (Исключение, конечно, составляли классические произведения Оруэлла и Набокова – «1984» и «Приглашение на казнь», первое – по причине его откровенного антикоммунизма, а второе прежде всего в силу того факта, что автор был эмигрантом.)178

3.3.3. Первые опубликованные произведения братьев Стругацких, «Страна багровых туч» (1959) и «Путь на Амальтею» (1960), мало отличались от большинства советских произведений научно-фантастического жанра: стандартизированные представители «коммунистического завтра» действовали там в обстановке научно-технических, но не социальных конфликтов. Более или менее в границах того же жанра были написаны романы «Стажеры» (1962), «Возвращение» (1962) и «Далекая радуга» (1964).

Однако уже в том же 1962 году, когда появились «Стажеры» и «Возвращение», вышла и повесть «Попытка к бегству» с мотивом тоталитаризма в сюжете, а начиная с 1964 года черты традиционной научной фантастики с ее футурологическими, научно-техническими сюжетами начинают исчезать из творчества Стругацких. Повести «Трудно быть богом» (1964), «Хищные вещи века» (1965), «Улитка на склоне» (первая часть, 1966), «Второе нашествие марсиан» (1967), «Улитка на склоне» (вторая часть, 1968), «Обитаемый остров» (1969), «Гадкие лебеди» (1969), «Малыш» (1971) по преобладающим в них сюжетным мотивам все можно считать социальными притчами и антиутопиями. Все они, без исключения, изображают разрушение личности под игом тотальной идеократии, разрушение и борьбу за спасение общественной морали, понимаемой в иудео-христианской традиции.