Эзопов язык в русской литературе (современный период)

В русском фольклоре таракан – частый гость. Известна удалая поговорка «Не видала Москва таракана!»279. Якобсон связывает этимологию слова «таракан» с тюркским «таркан» («вельможа»). Этот тюркский «таркан-таракан» встречается в ряде былин под именем Тороканчика, как представитель чуждой и враждебной силы280. Одновременно, поскольку русский таракан обладает усами (в отличие от английского, у которого не moustache или whiskers, a antennae), это слово нередко является прозвищем для любого усача, особенно с жесткими, топорщащимися усами.

Мы уже приводили (II.3.0) иронические прозвища Сталина, связанные с его усами (у Солженицына в «Одном дне Ивана Денисовича»: «батька усатый!»). Контаминация в одном образе усов и таракана

для изображения насилия, узурпированной власти возникает не случайно. До девятнадцатого века слово «усы» было арготическим термином для «разбойники». В известном цикле народных баллад появляются усы, грабящие и подвергающие мучениям мужиков, простой народ281. Это ассоциативное богатство, заключенное в эзоповском псевдониме, который Чуковский дал своему персонажу, и есть то, что Потебня называл «внутренней формой слова».

(Безусловно, в наиболее мощной и сконденсированной форме использование этого словообраза мы встречаем у Мандельштама: «тараканьи

смеются усища»; кстати, в одном из вариантов этого же стихотворения Сталин именуется также и «мужикоборцем»282; но Чуковскому принадлежит приоритет в литературном использовании этого пародийно-фольклорного эзоповского образа, и сделал он это в рамках сказки для детей.)

2.2. Пример эзоповской антивождистской сатиры в маске апологетического произведения находим у выдающегося сатирика М. М. Зощенко. Советская критика часто ссылается на рассказы Зощенко о Ленине как на доказательство лояльности писателя по отношению к режиму. Видимо, одни критики делают это из лукавства, другие – из‑за стилистической глухоты. Вся проза Зощенко пронизана пародийными мотивами, и «Рассказы о Ленине» не представляют в этом смысле исключения. Искусно используя в своем сказе роль «рассказчика для детей», вынужденного упрощать, приспосабливаться к детскому пониманию, Зощенко пародирует такой краеугольный раздел советской пропаганды, как апологетическая «лениниана».

2.2.1. Рассмотрим как образец рассказ «Как Ленину рыбу подарили»283

.

Первые четыре абзаца, экспозиция, описание тягот в годы Гражданской войны, выдержаны стилистически нейтрально. Есть лишь один стилистический сдвиг в этом начале: «И население питалось чем попало. Хлеба выдавали людям по одному совершенно крошечному кусочку на целый день». Здесь сталкивается канцелярский оборот «население питалось» с инфантильно-жеманным «по одному совершенно крошечному кусочку». Таков первый сигнал читателю, что он имеет дело не с апологетикой как таковой, а с пародией на нее.

В конце четвертого абзаца Зощенко усиливает тот же прием: (о «голодающем» Ленине) «и он даже чай пил не с сахаром, а с карамельками». Под сильное интонационное ударение, обусловленное противительной конструкцией («не с…, а с…»), в заключение вступительного описания голода, страданий, которые, согласно советской агиографической традиции, великий вождь делит со всем народом, поставлено слово «карамельки». Это слово «карамельки» с сюсюкающим уменьшительным суффиксом обессмысливает всю предшествующую картину, так как, с точки зрения читателя, в первую очередь ребенка, карамельки лучше сахара.

В развитии рассказа сатирические мотивы становятся весьма откровенными. Вот Ленин рассердился:

И вдруг рыбак видит, что рука Ленина тянется к звонку. «Мама дорогая, – думает рыбак, – что же это получилось?»

Ужас рыбака при виде тянущейся к звонку руки диктатора, конечно, никак не вяжется с образом «доброго дедушки Ильича».

В благополучном финале, согласно с требованиями жанра, Ленин отсылает рыбу голодающим детям. Это уже несомненная пародия в пародии, так как обожествляемый Ленин пародийно уподобляется Христу, и даже превосходит Того в чудотворстве: Христос накормил голодных, наполнив их корзины рыбами, тогда как Ленин собирается это сделать одной рыбой. Так строится сатирическая пародия Зощенко на пропагандистское «евангелие от Ильича».

3. Абсурдистская поэтика и эзоповская пародия

Не только коммунистическая агиография, но и все пропагандные жанры становились объектом сатирического пародирования в двусмысленной эзоповской детской литературе. Поэты группы ОБЭРИУ, группировавшиеся в 1930‑е годы вокруг детских журналов «Ёж» и «Чиж», особенно часто эксплуатировали в пародийных целях советскую «массовую песню» и «военно-патриотическое стихотворение», усиливая, доводя до абсурда свойственные этим официозным жанрам интонации экзальтированного оптимизма, раболепного восторга перед вождями и самонадеянного шапкозакидательства.