На лице отца промелькнуло облегчение — кажется, странное поведение сына изрядно его напугало — и раздражение разом. Теперь он жалел о потерянном мгновении искренности и злился на себя, что не смог это мгновение удержать — а от того вдвойне злился на сына.
— Ты с вечера управился. Умчался невесть куда, вернулся затемно и даже не соизволил сообщить, куда ездил и зачем.
— Я не один был…
— Спутники твои бормочут невразумительное о гонках автоматонов, которые то ли удались, то ли нет… то ли и вовсе их не было.
— Не было. Разговоры вышли, да перебранка младшего Шабельского и младшего Штольца. Так что мы просто покатались: Зина и Ада любезно показали мне окрестности. Ну и остальные тоже… увлекательно провели время.
И ни одного слова неправды! Просто игра словами и легкая недоговоренность.
— Мне казалось, тебе симпатична Лидия. Ты так явственно флиртовал с ней целый день… делая вид, что ее вовсе не существует, — явил глубочайшую, поистине сыскную проницательность отец.
— Лидия мне совершенно не симпатична, — холодно сообщил Митя. — Хотя флиртовал я, несомненно, с ней.
Как же иначе, если именно она первая здешняя красавица, а вовсе не Зинаида и тем паче, не Ада?
— Через силу, выходит? — ухмыльнулся отец. — Боюсь, я никогда тебя не пойму.
Ох, кто бы говорил! Сам-то на маменьке вовсе не от большой любви женился!
— Но все же, куда и зачем вы ездили? И что Анна Владимировна говорила о твоем недомогании? — сердитое выражение лица показывало, что ни в какое недомогание отец не верит.
Митя гордо вздернул подбородок. Вот сейчас он и впрямь чувствовал, как тени байронических героев, гонимых и непонятых, реют за его плечами.
— Мы просто прогуливались! — с нажимом повторил он. Он охранит честь госпожи Штольц и никому не откроет тайну мятущейся женской души. Хоть и дура она, эта самая госпожа. — Побывали в деревне, у местного богатея… Остапа Степановича.
— Это который того сторожа в наше имение… — понимающе протянул отец.
— Шабельские ему должны. Не знаю сколько, но похоже, изрядно.
— Не наше дело, — фальшиво нахмурился отец и уже гораздо искренней добавил: — Ты не можешь точно знать.
«Ох, ну конечно, после стольких лет в петербургских гостиных я слеп, глух и глуп», — скривился Митя.
— А еще у него в доме воняет, — добавил Митя. — И он даже не попытался дать тебе через меня взятку.
— Митя? — Отец уставился на сына в священном ужасе. — Тебе что… предлагали взятку?
У Мити впервые получилось приподнять одну бровь! Левую! Сколько тренировался — ни разу не выходило, а тут сама вверх поползла, и пальцем подпирать не пришлось!
— Неоднократно.
Отец что, и впрямь не знал?
— И ты… брал? — замирающим голосом спросил отец.
Правая бровь догнала левую. Все берут. Дядюшки и кузены Белозерские, те, конечно же — нет. Они же… Белозерские! Кто б им осмелился взятку дать? А так… Большинство полицейских чиновников не видят беды в том, что пара-тройка светских аферистов вместо каторги уедут заграницу… а состояние самого чиновника прибавится. Кроме отца, конечно же. Тот и великого князя не помиловал. Даже если бы Митя вдруг позабыл, что он тоже — сын княжны Белозерской… смысл брать? Если отец все едино ничего делать не станет. Неужели отец этого не понимает?
— Нет, — холодно обронил Митя. — Но здешний Остап Степанович даже не предложил, — снова напомнил он.
— И слава Богу! — пробормотал отец, не ясно, отвечая на первую фразу или на вторую.
Не понимает. Не слышит, не замечает — ни намеков, ни прямых предупреждений! И это в священном для отца сыскном деле, ради которого он будущность родного сына погубил! Сладкое чувство мученика за правду затопило Митю целиком, заставляя еще выше задрать подбородок и придать лицу выражение подавленной обиды и непоколебимой гордости.
— Если тебе надо в отхожее место, так иди скорей! — Отец раздраженно заглянул ему в лицо. — И одевайся! У тебя пять минут!
— Я не могу одеться за пять минут! — возмутился Митя.
— Ты не барышня, и едем мы не на императорский прием!
— А… куда мы едем? Я никуда не хочу!
В кармане у него лежал сорванный с той девчонки, Даринки, крестик. Она придет, не может не прийти. И все расскажет — куда денется: и о следах паро-телег, и о жутких детишках в доме Остапа Степановича… и о самом господине Бабайко!
— Я лучше тут останусь…
— Исключено! — отрезал отец, и по его тону было ясно — ослушаться не удастся. — Будешь все время при мне. Мне вовсе не нужно, чтоб ты снова отправился неведомо куда!
Но он ведь как раз и собирался отправиться неведомо куда! Точнее, Даринке ведомо, она явится после полудня… а его нет!
— Мне здесь есть чем заняться!
— Чем же, сударь мой? Распускать павлиний хвост перед барышней, которая тебе даже не нравится? Нет уж, собирайся, и к конюшням! — Отец, тяжело ступая, направился вон из гостевых комнат.
— Да он издевается! — взвыл Митя, лупя позаимствованной у Лаппо-Данилевского рубашкой по кровати. Мало что за отцом тащиться придется — так еще в той же самой сорочке! Пропотевшей!