Фаина Федоровна

Парк перед почтамтом нравился и мне, и Фаине Фёдоровне. Фактически это был всего лишь сквер – небольшой, но весёленький. Почему это считается, что люди постоянно должны любоваться на памятники, олицетворяющие страдание? Помнить пережитой ужас вовсе не означает избавиться от него. Я даже читала в какой-то научной работе, что дети родителей, перенёсших сильный и долговременный стресс, сами становились менее устойчивы к стрессу. В центре нашей круглой площади тоже был памятник. Но, к счастью, это не был монумент какому-то политическому вождю, или воинам, погибшим в бою, или замученным партизанам. И даже пушка – большая или маленькая, древняя или современная, не красовались на постаменте. И никакой учёный или писатель не стоял, задумавшись и (или) с укором глядя на молодое поколение.

В моё время в центре этой площади посередине круглого газона помещалась на невысоком постаменте фигура ослика в натуральную величину.

И какое же симпатичное было это творение! Вылитый из металла ослик будто брёл, как живой, опустив голову к земле, и под разными углами держал уши. Скульптору очень удались и равнодушно обречённая поза животного, и тяжесть двух бочонков, равномерно свешивающихся по обеим сторонам его не очень-то крутых боков. На спине ослика было седло, взрослые могли подвести детей к ослику по горке-постаменту и, подсадив, водрузить их верхом. Откуда-то появилась традиция выплетать из девчачьих волос бантики и пёстрые резинки и завязывать вокруг ослиного хвоста.

В плетёных бочонках на ослиных боках были углубления для цветов и в них с весны до осени пестрели букеты. Это приходили в сквер фотографироваться новобрачные из поблизости расположенного ЗАГСа. Невесты садились на ослика кто боком, кто верхом, фотографы фотографировали, вздымалось шампанское, летели пробки…

Одна из невест ( вот шутница!) напялила на ослика свою белую шляпку. После этого ослика стали наряжать кто как мог, но это привело к печальному результату – в дни бракосочетаний он походил на празднично одетого, но уже заезженного мужичка и служил источником неиссякаемых, но грустных шуток.

Как я теперь понимаю, наш ослик был первый символом и предвестником грядущей перестройки. Но в тот день, когда мы явились в сквер с Фаиной Фёдоровной, народу возле ослика не было, и только одинокий привядший букет лежал перед его мордочкой на постаменте.

Мы купили мороженое в ближайшем киоске и плюхнулись на скамейку. Была знойная осень – в золотых и багряных тонах (веточный корм видно собрали не везде, часть деревьев не тронули). Первый ночной заморозок уже оскорбил цветы на клумбах, но днём ещё было тепло. Листья опадали штучно и осторожно. Школьницы шли из школы ( класс четвертый, не выше), в белых фартуках, виднеющихся из-под курток; спорили у кого симпатичнее ранец. Рюкзаки ещё не носили, а портфели уже вышли из моды и вообще были признаны не физиологичными. Знания не должны отягощать спины, только умы.

Мы ни о чём не разговаривали с Фаиной Фёдоровной. Больные с их болезнями навязли в зубах, а других тем не было. Жизнь моя была вполне обыкновенной – работа, родители. На выходе из института все знакомые молодые люди обошлись без меня, и ко времени моей работы в поликлинике я пребывала в одиночестве, но, однако, и в ожидании. Не в томительном, но в достаточно настороженном. Я вглядывалась в лица заходящих ко мне в кабинет мужчин и тут же интуитивно считывала их коды: подходит – не подходит, но конечно, я не делилась своими размышлениями на этот счёт с медсестрой. Поэтому мы просто сидели с Фаиной на скамейке. Я ни о чём не думала, я просто наслаждалась хорошим денёчком и знала, что сейчас доем мороженое и пойду домой. Но день был ещё так свеж, а зима так неумолимо близка, что хотелось подольше растянуть удовольствие.

Площадь была практически пуста. В ЗАГСЕ, видимо, сегодня разводили, а не женили, и ритуальный ослик тоже скучал в одиночестве. Вдруг вдалеке показалась одинокая мужская фигура. Человек явно прогуливался. Он передвигался мелкими аккуратными шажками, будто боялся споткнуться и упасть. Его походка выдавала возраст. Похоже, приближался к восьмидесяти.

Фаина Фёдоровна вдруг замерла, как охотничья собака в стойке, а потом покосилась на меня. Мне показалось, что Фаина Фёдоровна мужчину узнала.

Человек медленно подходил прямо к нам. Потом, будто передумав, замедлил шаги, изменил направление, подошёл к ослику, будто его разглядывая. Взгляд Фаины Фёдоровны стал напряжённым. Она даже перестала слизывать мороженое. Вафельный стаканчик размок, сладкая белая капля упала ей на плащ, но она ( чрезмерная даже иногда в своей аккуратности) этого не заметила.

–Фаина Фёдоровна, у вас есть платок?

–Что?

–Капает. – Я указала на плащ.

–А-а.. Да.

Она извлекла из своего кармана марлевую салфетку и принялась ей тереть пятно, ещё более его размазывания.

Советское время, наверное, не было бы советским, если бы каждый гражданин и работник не пользовались доступными ему благами всего советского общества. Фаина Фёдоровна нарезала себе марлевые салфетки, заменяющие ей носовые платки, из казённой марли.