Фаина Федоровна

Мы выехали с больничного двора, как из нашего общего с ним разрушенного мира, в котором трава была вытоптана, родники загажены, а вместо воздуха лёгкие забивал ядовитый смрад. На нас были истёртые доспехи, порванные кольчуги, помятые шлемы. За нами плёлся по сбитой дороге воображаемый конь, по виду, старый битюг. А мы летели вперёд по воздуху на радужной колеснице. Лохмотья наших длинных рубах развевались на ветру, а под оставшимися далеко внизу больничными сводами парила неизвестно откуда взявшаяся одинокая чайка.

Потом, уже много позднее, я вспомнила. Есенина мне подарил Моряк.

МОРЯК был действительно моряком. Он был уже старым. (Примерно года на два старше меня теперешней). Он был военным моряком и воевал. Фаина Фёдоровна звала его: «ваш адмирал». Адмиралом он не был, а был капитаном первого ранга, на слэнге, как я потом узнала, – каперангом. Ему полагалось «обслуживаться» в поликлинике военного госпиталя, но по стечению обстоятельств оказалось, что жил он в том же доме, где располагалась наша поликлиника и мог «обслуживаться» и у нас.

У Моряка был рак гортани. Его прооперировали. Опухоль была такова, что пришлось удалить полностью голосовую складку с одной стороны и хорошо «пощипать» другую. Он потерял голос и, следовательно, возможность разговаривать. Мало того, после операции он вышел из больницы со специально сформированной дыркой в трахее ниже того места, где располагалась опухоль, чтобы можно было дышать (врачи говорят про такое: «трахеостома»), и с вставленной в трахеостому пластиковой трубкой. «Серебряное горло» – так называется рассказ Булгакова про то, как молодой врач делает трахеостому девочке с дифтерией. Если бы у моряка была дифтерия!

Ему ещё была сделана операция Крайля, то есть удалены все лимфатические узлы на шее. С той стороны, где опухоль разрослась больше, хирург особенно постарался, и голова у каперанга теперь немного перекосилась – вниз и вбок. Было видно, что его, привыкшего к выправке, это раздражало. К тому же чувство боли никто не отменял, даже у каперангов.

Каперанг догадывался, что жить ему осталось недолго, но в это не верил. Первый раз он пришёл ко мне на перевязку, только что выписавшись после операции. Он был слишком слаб, чтобы ехать на трамвае через весь город в госпиталь, а вызвать такси почему-то не догадался. Ему полагалась госпитальная машина, и если бы он настоял – позвонил, попросил, потребовал, хирург сам приехал бы к нему домой, так Моряку полагалось по рангу. Но этот человек был джентльменом – гордым и скромным и не хотел никого беспокоить.

Опыт перевязывания таких больных у меня был практически нулевой. Собственно слово «перевязка» сюда не подходило, но я достаточно быстро сообразила, что от меня требуется.

–А трубка для замены у вас есть?

–В госпитале выдали. – Моряк вынул из кармана что-то завёрнутое в марлевые салфетки.

–Отлично. Проходите за ширму и ложитесь на стол. Фаина Фёдоровна вам поможет забраться.

Вежливо отодвинув Фаину, каперанг чётким шагом проследовал в наш манипуляционный отсек. Когда я вошла, он уже лежал и ясным взглядом смотрел в потолок в одну точку.

Я включила хирургическую лампу.

–А вы как будете слизь из трахеи отсасывать? -вдруг спросила, вошедшая Фаина Фёдоровна. -У нас электроотсоса нет,

Я растерялась. Мало было просто заменить больному трубку. Нужно было обработать рану, отсосать из трахеи слизь и оставшиеся после операции кровяные плёнки. Как доктор Дымов, – подумала я. Ну, только что не ртом.

Вдруг Моряк поднялся и сел, опустил вниз ноги со стола и стал сползать на пол.

–Что вы?

Он развёл руками и показал на горло, как бы говоря: Ну, если нет отсоса, значит, ничего не получится. Значит, нужно мне как-то добираться до госпиталя.

–Назад! – скомандовала Фаина, и он опять забрался на стол.

–Ложитесь и лежите! – Он послушно лёг. Фаина шепнула мне:

–Я к хирургам схожу. А вы пока можете кого-нибудь принять, чтобы очередь не задерживать.

Я вспомнила, что в хирургическом кабинете был отсос, хоть и старенький. Из коридора было слышно, как время от времени шумит его одышливый, хриплый моторчик.

–Не буду я пока никого принимать. Трубочку обработаю.

Тут я немного схитрила. До этого случая я никогда не держала такую пластиковую трубку в руках. Как её вставлять, как повернуть – вверх или вниз, понятия не имела.

–Давайте-ка вынем сначала то, что тут находится. – Я вынула поставленную в госпитале трубку, запомнила, как она стояла. Потом стала обрабатывать раствором спирта и йода края раны вокруг отверстия в шее. Кожа у моряка была загорелая и морщинистая. Несколько капель раствора затекло внутрь, я стала быстро сушить их марлей, но Моряку всё равно должно было сильно щипать. Однако он даже не шевельнулся, не поморщился, не ойкнул, только веки у него дрогнули. Он посмотрел на меня, как бы подбадривая, ничего, мол, не страшно. Я подумала, что в молодости его лицо было, наверное, таким, как у главных героев в фильмах про флот или про авиацию – мужественное, с твёрдым подбородком и добрыми глазами.