Фаина Федоровна

–Да. – Злость моя превратилась в каменистые острые крошки, эдакая мелкая щебёнка – и не очень давит, но всё равно голым ступням больно и невозможно идти. Я попала в тупик. Всё встало на свои места. Значит, в те дни, когда меня здесь не было… Вот почему он не возражал против моих поездок домой. И поэтому соседка в последнее время и приплясывала на кухне то в розовом, то в голубом. То-то она с таким любопытством всегда меня рассматривала.

Дверь опять приоткрылась, но никого не было видно. Только послышался заговорщицкий шёпот.

–Серёжа, магнитофон отдай!

Сергей стоял, не двигаясь.

–Конечно, конечно! – сказала я. -Он нам не понадобился.

Сергей пошёл к шкафу. В проёме опять мелькнул и исчез голубенький халатик.

Я побросала в сумку косметику, пару книжек, которые всё-таки поставила здесь на полку и которые попались на глаза. Выкинула из сумки тапочки – вдруг в них кто-то ходил?

Скорей бы домой! Дома безопасно. Дома меня любят.

–Оля, не кипятись.

–Я не кипячусь. Я восхищаюсь. Умеют же некоторые люди устраиваться. -Я застегнула молнию на сумке.

Всегда мне помогало по жизни, что я – врач.

Врачи не плачут. Не плачут! Не плачут… У меня каждый день очередь – сорок человек. И все хотят мне пожаловаться. Разве я могу, разве имею право плакать?

–Оля, это жизнь… Нормальная жизнь!

Я остановилась в дверях, обернулась …

–А я не буду жить такой жизнью.

–Ты дура, Оля, – сказал он отчётливо. -Запомни, ты – дура. Ты ничего не понимаешь в жизни. И жить тебе, дуре, всю жизнь, одной. Старой девой… И в смысле секса ты, между прочим, тоже…

Я спокойным шагом вышла за дверь. Из кухни выглядывал краешек голубого халатика.

Врачи не плачут.

Наверное, кто-то действительно думает, что врачи не плачут. Я вернулась домой, повалилась в своей комнатке на кровать, которую мне купили ещё в восьмом классе, и зарыдала. Мама попробовала ко мне сунуться с валерианой, но я завизжала так, что отец закричал:

–Да что с ней такое?!

Я упала на пол и стала стучать кулаками по деревянным крашеным доскам.

Потом до меня доносился чей-то шёпот, потом вошёл отец и вылил на меня кастрюлю холодной воды.

Я села на полу, привалившись к кровати, и стучала зубами, обхватив себя мокрыми руками. Я отказываясь вставать. Потом я всё-таки вскочила и стала пинать всё подряд. Я кричала, чтобы меня оставили в покое. Я сваливала на пол, что попадётся под руку – мою старую дешёвую косметику, платья из шифоньера, единственный флакончик духов. Подушками я швырялась в дверь, поясом от пальто сбила абажур. Потом кто-то куда-то звонил и с кем-то говорил по телефону.

Я слышала из соседней комнаты:

–«Скорую» нужно вызывать…

Потом открылась дверь и вошла Фаина Фёдоровна.

***

Олег садится на постели и обнимает меня. Я высвобождаюсь, тоже сажусь, не спуская ноги на пол, обнимаю его сзади, прижимаюсь лбом между его лопатками. Дороже его у меня сейчас никого нет.

Он целует меня, встаёт, начинает одеваться. Я не люблю такие поцелуи. Они словно говорят: « Прости, но твое время вышло».

–Может, полежим ещё немного… – Я ненавижу свой просительный тон.

–Ты полежи. Я сам уйду. Пора уже.

–Ладно. – Я тоже быстро встаю, затягиваю на талии пояс халата. – Подожди чуть-чуть. Я напою тебя кофе.

Он ничего не отвечает, но следом за мной идёт в кухню, останавливается возле окна, поворачивается ко мне спиной, смотрит во двор. Я делаю кофе. Мы молча ждём, я ставлю на стол чашки, сахарницу, открываю холодильник.

–Оля, я ничего кроме кофе не буду.

–А у меня сегодня больше ничего и нет.

Я разливаю кофе по чашкам.

–Садись.

Он отворачивается от окна, но не делает к столу ни шага.

–Оля!

Я смотрю на него и не хочу никаких слов. Особенно объяснений. Мне, наверное, впервые в жизни было так хорошо. Свободно. Это же так здорово, чувствовать себя свободной и ничего не бояться.

–Олег, ну, садись, кофе остынет.

–Оля, как ты думаешь, почему я здесь?

–Потому что я – самая обаятельная и привлекательная. – Я уже сижу на своём месте и верчу в руках ложечку из сахарницы. – Фильм раньше был такой. Не знаешь?

Он пожимает плечами. Я улыбаюсь.

–Господи, ну откуда же тебе знать. В твои -то годы…

Он вдруг решительно подходит к столу и садится.

–Оля, дело не в возрасте.

–А в чём ещё?

Я уверена, он сейчас скажет: « В моих детях».

–В моём прошлом.

Я пью кофе.

–Вкусный получился.

Я вспоминаю, что у меня где-то были сдобные сухари. Я встаю и шарю в шкафу. Нахожу пачку. Распластываю её с треском. Высыпаю сухари в хрустальную вазочку. Если кто хочет, вполне такую штуку можно назвать и сухарницей.

–Подкрепляйся.

–Не затыкай мне рот, дай сказать, – вдруг говорит Олег, и я понимаю, что он, наверное, тоже думает о наших отношениях. Я усмехаюсь. Это он зря. В нашем с ним случае, чем меньше думаешь, тем лучше.

–Я тебя раньше совсем не знал, – говорит он. -А когда вдруг тебя увидел, то понял, что ты не такая, как все.