Фаина Федоровна

Я и сейчас представляю себе продолговатый, светлый зал нашего почтамта. Овальный стол посредине. Несколько стульев вокруг него, и несколько человек сидят за этим столом, что-то пишут. Другие люди разместились вдоль стен на утроенных, как в кинотеатрах, жёстких деревянных скамьях с откидными сиденьями. От прямоугольных высоких окон косые полосы света и в них пылинки. Пахнет деревом от фанерных посылочных ящиков высокой грудой уставленных вдоль стены в посылочном отделении. Молоденькая девушка с листами почтовых марок, конвертами с надписью «avion» (не знаю уж зачем, но выпускались такие – с надписью по-французски) торопливым шагом идёт по залу. Почтальонша с объёмистой коричневой сумкой через плечо, наполненной газетами, движется на выход, торопится разнести корреспонденцию. Вот ещё проходит служащая из посылочного отделения – с железной банкой, обвёрнутой тряпкой. Из банки торчит плохо обструганная деревянная палка для размешивания расплавленного сургуча, и от сургуча этого разносится по залу специфический запах. И среди всей этой постоянно меняющейся декорации я вижу Фаину Фёдоровну в её седых кудряшках, выбившихся из-под берета, с её облезшей кожаной сумкой, болтающейся на сгибе локтя, и со свёрнутой газетой – «Известиями» или «Комсомольской Правдой» в свободной руке. Я это вижу, словно смотрю комедию положений.

Сергей не подозревал о шпионстве Фаины Фёдоровны за его спиной. Он аккуратно сложил прочитанные письма в конверт, и снова стал рассматривать фотографии. Взял их аккуратно, за краешки, поднёс их поближе к лицу, чтобы полюбоваться. Фаине Фёдоровне прекрасно было видно, что на всех трёх фотографиях присутствует симпатичная молодая женщина в ярком платье (возможно, она и сфотографировалась ради нового платья), а по обе стороны от женщины стоят двое нарядных детей. Мальчик и девочка. Девочка старше.

–Одному годика два, другой – четыре или пять. Похожи чем-то на моих детей, – рассказывала мне Фаина Фёдоровна на следующий день.

–Может, это его сестра. – Я только что отпустила очередного больного и очень хотела чаю.

–Ага. Или его мама. Или бабушка. На сестёр, моя дорогая, так не смотрят.

–А женщина красивая? -Я встаю и сама иду к двери. Прошу подождать пять минут.

–Жену я не рассмотрела.

Я наливаю себе чай.

–А вам налить? – Когда я держу чайник, у меня чуть-чуть подрагивает рука.

–Давайте.

Я смотрю прямо перед собой и мысленно вижу зал почтамта, жёлтый овальный стол. Я чувствую то же, что, сейчас, наверное, чувствуют обманутые вкладчики.

–Этак если разобраться, – рассуждает Фаина Фёдоровна, -вас ещё почище меня можно перед всеми на суд выставить. Связались не просто с женатым. С отцом двух детей!

–Я всё выясню, Фаина Фёдоровна, – храбро говорю я. -Всё станет ясно. Может, вы ещё и ошибаетесь.

–Я? – удивляется Фаина Фёдоровна, и больше ничего не говорит. И, что удивительно, я тоже как-то сразу вдруг прекрасно понимаю, что она не ошибается.

Теперь у меня озноб, дрожь, тошнота, но мне надо досидеть до конца приёма.

–Что с вами, Ольга Леонардовна? Расстроились? Не расстраивайтесь! Ну, его, этого вашего Сергея. У меня всё время было впечатление, что какой-то он скользкий. – У Фаины такое лицо, будто она очень рада, что застала Сергея за получением писем.

–На вас не угодишь. – Очередь в коридоре кажется бесконечной. У меня ужасно ноет во лбу, я чуть ослабляю ремень рефлектора. Боль искрит мелкими вспышками перед глазами.

–А вы с вашим старичком продолжаете видеться? – спрашиваю я, чтобы перевести разговор на другую тему.

–Нет, не вижусь, – отвечает мне Фаина.

–Почему? Стыдно стало после собрания? – я её, как теперь говорят, троллю. Я знаю, что не должна так поступать. Я должна делать вид, что ничего не случилось и принимать больных, я не могу выбежать из кабинета и пнуть стоящий в холле горшок с китайской розой. Но во мне растёт напряжение, и я мучаю Фаину. Впрочем, она делает вид, что не замечает этого, что всё в порядке.

–Нисколько не стыдно. Он сам перестал ко мне ходить.

–Значит, вы не только в парке гуляли?

–Какой же мужчина ограничится только прогулками?

Я сейчас вспоминаю этого старичка. Что значит, возраст. Тогда я и думать не могла, что между этим… червячком и Фаиной может быть постель. Теперь я думаю, что и в семьдесят мужчина может быть скрюченным, некрасивым и больным, но секс, вероятно, всегда будет доминировать в его мыслях.

–Так значит, теперь он к вам не ходит?

–Нет.

–Что так?

Фаина смотрит на меня испытующе – сказать или не сказать?

–Испугался.

–Что тоже вызовут на проработку? В ЖЭК?

–У них с женой квартира кооперативная. На неё записана. Жена пригрозила, что в суд подаст и выселит его.

–А вы откуда знаете?

–Людка из процедурного уколы к ней ходит делать.

–А жена этого старичка откуда узнала про вас?

–Так Людка ей и сказала. Она же давно к ним ходит. Уколы то одни, то другие…

Лицо у Фаины Фёдоровны делается насупленным, сердитым. Носик подёргивается. Ей всё-таки неприятны мои вопросы. Бесполезно людям разных поколений рассказывать друг другу о любви. Время разделяет людей больше, чем расстояние или смерть.