Фаина Федоровна

И я вдруг ясно осознала, что Фаина Фёдоровна не ошиблась. Я тоже улыбалась, хотя всё то, что было связано у меня с Сергеем – мои надежды, мои старания, мой восторг и моё упоение – всё уже скользило беззвучно и безвозвратно куда-то в пропасть.

–Так у тебя, оказывается, есть семья? Жена? Детишки?

И вместе с этими словами я вдруг почувствовала какое-то безумное торжество чего-то отчаянного, вертящегося, кружащегося…

–Куда же ты убрал свой магнитофон? Ничего с ним не сделается, если ты его включишь. На полную катушку. Что-нибудь эдатое!– сказала я. – Про любовь. Отметим это событие!

–Какое событие? – Он был и раздосадован, удивлён. Смотрел на меня, как на сумасшедшую.

–То, что ты женат. Для меня это оказалось событием.

–Этому событию уже шесть лет. Я женат шесть лет.

–Тем более. – Я поднялась и стала зачем-то поправлять постель. Просто машинально. Расправила складки на покрывале. Подняла и встряхнула подушки.

–Послушай, – он подошёл ко мне. -Ведь ты меня упорно ни о чём не спрашивала. Я даже удивлялся. Я думал, тебя всё устраивает.

–А я должна была спросить? – я развернулась к нему, выпрямилась. -Ну, вот я спрашиваю. Это правда, что у тебя двое детей?

Он стоял передо мной и смотрел на меня, искренне меня не понимая. И что-то даже жалостливое теперь скользнуло в его взгляде. И я остановилась перед ним, с опущенными плечами. Руки упали. Сердце вздрогнуло и прекратило биться. Лёгкие не дышали. Передо мной выросла преграда – ни перейти через неё, ни скакнуть, ни перелететь. Я почувствовала эту невидимую преграду, будто она была материальной – бетонной, высоченной до неба.

–Правда, – сказал он и опять пожал плечами. -Что в этом особенного?

–И ты их любишь.

–Люблю.

Я села на постель и в голове у меня вдруг закружились две сегодняшние пункции, два промывания миндалин, двенадцать больничных, паратонзилярный абсцесс…

Он подошёл ко мне и легонько опрокинул меня на взбитую мной же подушку.

–Оля, они мои дети.

–А твоя жена – это твоя жена. Всё понятно. Только не понятно, что здесь всё это время делала я.

Я попыталась оттолкнуть его и встать. Я больше не хотела лежать на его постели. Я по природе была максималисткой.

–Оль…

Какие у него жилистые руки.

–Пусти.

Мне сразу вспомнилось, что почти месяц я не была у родителей, вот как раз сегодня собралась придти, и опять не пришла. И за последнее время я не прочитала ни одной книги – хоть какой, не только медицинской, ни одного журнала… Я перестала быть собой из-за человека, который любовался своей женой и детьми.

Он ещё удерживал меня, но не слишком сильно.

–Пусти! – я оттолкнула его. Ни на минуту не закралась ко мне в голову мысль, что может быть, мне стоит смириться. Я хотела для себя всего. Только для себя. И я сама была виновата, что доверилась слепо, бессмысленно, сразу.

Сергей встал, отошёл к столу и смотрел на меня, как администраторы торговых центров смотрят на постоянных жалобщиков – снисходительно, со скрытым презрением и со скукой.

–Не понимаю, чего ты злишься. Оля, пойми. Это данность, и тебе с ней придётся смириться.

–Смириться? – Я схватила подушку – первое, что оказалось под рукой, и метнула в него. -Ну уж нет!

Отчего я бесилась больше? От попранной гордости или всё-таки от любви?

Теперь я знаю, что есть много женщин, которые могут поступиться гордостью ради любви. Возможно, я тоже могла бы поступиться гордостью. Но справедливостью? Справедливость значила для меня гораздо больше, чем гордость.

–Мы делали это по обоюдному согласию.

–Делали?

–Ну, что ты придираешься к словам.

–Ах, ну да! Ведь говорят же: «он сделал мне ребёнка». -Я зло захохотала.

–Я, во всяком случае, ребёнка тебе не сделал.

–Потому что я тебе не дала.

–Ты что же думаешь, ты меня силой останавливала? -Он тоже набычился, шея его налилась и покраснела. Я поняла, что вот сейчас его ничего не остановит. Мне стало противно. Наверное, в эту минуту, защищаясь, я смогла бы его убить.

Вдруг открылась дверь из нашей комнаты в коридор, мелькнуло что-то кокетливое, кружевное-голубенькое и голос соседки сказал:

–Слушай, сегодня ничего не получится. Муж может раньше придти. Возьми у меня кастрюльку! Мне плита нужна. Ешь один!

Я до сих пор помню её глаза, когда она увидела меня и чуть не выронила кастрюлю от неожиданности. Глаза были густо накрашены – огромные чёрные ресницы с десятикратным наложением туши и перламутровые светло-голубые веки, очевидно, в тон халатику.

Как это назвать – то, что я почувствовала? Коллапс? Но я ведь была в сознании. Очевидно это был коллапс не сосудов. Души.

–Так ты, оказывается, многостаночник, – сказала я. Сергей подошёл к двери и закрыл её. Я вытащила из-под кровати свои тапочки и стала засовывать их в сумку.

–Мы просто собирались вместе поужинать. – Тихо сказал он. -Ничего больше.