Фаина Федоровна

Я продолжаю пить кофе и думаю, что вот сейчас он всё испортит. «Ты не такая, как все». Это банальность. Все люди разные. Я не хочу ничего слышать о себе. У меня такой бэкграунд, что с одной стороны и рассказать нечего, а с другой… У меня прошла моя жизнь. Моя единственная, неповторимая ценность. Со всеми моими прибамбасами, мамой и папой, моим этим любовником, этим, как бишь его… Сергеем…

В аспирантуре я сразу спрашивала всех новых знакомых мужского пола, которые приближались ко мне ближе, чем на два шага: «А вы женаты?» И этим повергала их всех – женатых, неженатых и даже возможно собирающихся жениться или разводиться в немедленное, сиюминутное бегство. И меня это смешило. Потом я такие вопросы уже не задавала, у меня стали болеть родители, мне нужно было много работать… Я работала, работала… Казалось бы, всё так просто, а не объяснить никому. И на фиг, мне сейчас слышать от Олега, какая я… К чему?

Кусок сухаря больно хрустит на моём зубе-шестёрке. Ужасно, если ещё и сломался зуб. Посмотреть, что ли, в гортанное зеркало, зуб это хрустнул или всё-таки сухарь?

–Ты такая же странная, как и я.

Когда ощупываешь языком, дефект кажется величиной с ущелье в горах. Но, кажется, сейчас ложная тревога.

Я странная? Я простая, как стол.

–Да, мы с тобой странные, – говорю я. – Мы здесь вместе уже несколько часов, а у тебя не звонит телефон, как и у меня, и ты не постишь в социальных сетях разные картинки. Это странно.

–Не смейся, – сказал он. – Ты ведь попала в точку. Когда у всех моих сверстников класса с пятого были всякие Х-боксы со стрелялками, я понятия ещё не имел, что такое компьютер. Я не знал ни одной игры, ни одного телефона и ни одной марки шампуня для мужчин, и ни одной группы.

–Группы крови? – глупо спросила я.

–Группы музыкантов. А знаешь, где я научился печатать на компьютере? Тётка моя отвела меня в центр социальной защиты для пенсионеров, там была комната компьютерной грамотности, в ней два компа и одна бабулька. Бабулька была молодец. Она хотела изучать иностранный язык – немецкий. А я за другим столом по книжке разбирал азы компьютерной грамотности. Один раз она угостила меня яблоком. Я до сих пор помню, что оно было необыкновенно вкусное. И красивое. Мне кажется, я больше никогда не ел таких вкусных яблок. И как сорт называется, не знаю.

Я перестала трогать языком свой зуб. Я сжалась от нахлынувшей жалости. Все, кого я знала в школе и в институте, мы все были чьими-то детьми – далеко или близко, но о нас волновались, о нас заботились. Мы были сравнительно однородной массой. Ну, жили кто получше, кто похуже, но вот чтобы так… Я прикинула мысленно, он был мальчишкой всего лет пятнадцать назад. В эти годы детей ко мне на осмотр уже привозили на машинах, иногда даже не с родителями, а с нянями, бабушками, шофёрами. Как они были хорошо одеты эти дети, как много знали и говорили на разных языках. Кто-то рисовал, кто-то играл в театрах, кто-то ходил по студиям и изучал что-то такое, о чём я не имела уже представления. А этот заброшенный всеми, кроме тётки-уборщицы, мальчик ходил в «соцзащиту» изучать компьютер. Его угостили яблоком, и он запомнил этот эпизод на всю жизнь.

–Как же ты поступил в институт?

–Сам удивляюсь.

Он пожал плечами и посмотрел на дно кофеварки.

–Здесь муть одна. Я сварю ещё кофе?

–Да хоть ведро.

Он ухмыльнулся.

–В институте было даже легче. Я сразу устроился на работу. Устраивался специально на самые сложные кафедры. В принципе, какая разница, где мыть полы, но на «трудной» кафедре имелись два плюса. Во-первых, можно взять домой учебники, методички, те же кости или препараты, а во-вторых, своих всё-таки жалеют, не режут. – Он посмотрел на меня. -Кстати, я уже на четвёртом курсе и женился.

–Такая любовь? – Честно сказать, я боялась, что он скажет «да». Но он сказал.

–А у меня всё в голове смешалось. Зимой на четвёртом стало уже не так страшно, самое трудное было позади, я бросил швабру и устроился фельдшером на «Скорой». И тут этот вызов. Девчонка молодая, симпатичная…

–Твоя жена? – Неужели надо было прожить жизнь, чтобы рассказы о жёнах перестали меня волновать?