Фанатки

— На вас тут мало кто внимания обратит, театр огромный, по нему вечно толпа людей шатается — и артисты, и работники, а в эти дни еще и кавээнщики… Но все равно старайтесь слишком уж не отсвечивать, — инструктировал их Дима. — А то прикопаются — кто, да что… Вы, все-таки, посторонние. Вас за это по головке не погладят. Да и нам влетит, если узнают…

— Мы будем вести себя тише воды, ниже травы, — заверила Валька.

— А где ваша казарма? — с любопытством спросила Катрин Сашу, пока они поднимались по лестнице.

— Ой, на самом верху, — махнул он рукой.

— А какой у вас тут распорядок? — продолжала допытываться она. — Самый настоящий, как в армии?

— Что значит "как"? Это и есть армия, — Саша даже немного обиделся. — Подъем в семь утра, умывание, зарядка… Потом дают немного времени на то, чтобы подшить подворотнички, почистить берцы и бляхи перед утренним осмотром. Потом завтрак. А дальше… у одних репетиции, Димон, к примеру, в двух спектаклях в эпизодах задействован — и на Большой, и на Малой сцене. А другие отправляются по заданиям.

— А как насчет дедовщины?

— Ну какая дедовщина, скажешь тоже! — рассмеялся он. — Часть маленькая, все на виду, все друг друга знают.

* * *

— А кормят как? Хорошо? — Катрин буквально распирало от любопытства: так это все было ново для нее и интересно.

— Да вообще отлично. Даже пельмени дают по воскресеньям! — похвастался он. — А на праздники бывают фрукты и шоколадки. Кстати, — вспомнил Саша, — если подниметесь по правой со стороны сцены лестнице на пятый этаж, увидите там буфет. Он для своих, для работников театра, а не для зрителей. Поэтому цены там демократичные, а меню куда более разнообразное.

— Спасибо большое, — с искренней признательностью поблагодарила Катрин. — И за подсказку, и вообще… за помощь.

— Я тебе позвоню вечером, — пообещал Саша. Катрин потупилась.

— Я вечером на игре буду…

— Ну, тогда эсэмэс напишу. Ответишь, когда сможешь.

И она с удивлением и невольным удовольствием поняла, что понравилась ему.

Часть 3

Москва

Некоторое время Белецкий ошеломленно наблюдал, как Жека плачет, совершенно по-детски спрятав лицо в ладонях и явно стесняясь своей слабости, а затем сел, аккуратно приподнял ее за плечи и молча прижал к своей груди.

Он не утешал, не успокаивал, не пытался ее развеселить, не стыдил шутливо "ревушка-коровушка" и не задавал вообще никаких вопросов. Просто терпеливо пережидал, когда она выплачет свое и успокоится. Она непременно должна была успокоиться.

Так оно в итоге и вышло. Через несколько минут, шмыгая носом и всхлипывая, Жека в последний раз прерывисто вздохнула и со стыдом подняла на артиста заплаканные глаза.

— Простите… — прошептала она.

— Не прощу, — сказал он совершенно серьезно. — Потому что прощать мне тебя абсолютно не за что. Ты не сделала ничего плохого или неловкого. Зачем ты извиняешься? Жека, люди плачут. Это нормально. Такое со всеми случается.

— Даже с вами? — она робко улыбнулась сквозь непросохшие слезы.

— А то! Что же я — не человек? Правда, плачу я редко, но метко.

— Из-за чего?

— Ну… — он добросовестно задумался. — Когда собака моя умерла, мне пятнадцать лет было, ревел до истерики. Потом… в студенчестве еще, когда девушка взаимностью не ответила. Страдал дико. Даже вены резать хотел, — он улыбнулся, и непонятно было — то ли врет для красного словца, то ли серьезен.

— Дура она, — отозвалась Жека в сердцах. — Вам — и не ответила?

— Да я, в общем, тоже считаю, что дура, — он согласно кивнул. — Еще рыдал, когда сборная России по футболу продула Португалии в отборочном матче с позорным счетом "один — семь".

Жека не выдержала и засмеялась от неожиданности. Он улыбнулся одними глазами, лицом продолжая играть серьезность:

— Ах, вот как?! У меня чуть сердце не разорвалось во время игры, а ей смешно!

— Да ну вас! — продолжала хохотать она.

Потянувшись за валяющимися на кресле джинсами, Белецкий достал из кармана носовой платок. Сначала он хорошенько вытер Жекино лицо и нос, как маленькому ребенку, а затем провел платком по своей голой груди, залитой Жекиными слезами.

— Расскажешь, — спросил он как бы между прочим, — кто тебя так обидел?

Улыбка сползла с Жекиного лица. Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, непроизвольно принимая защитную "закрытую" позу.

— Если не хочешь, можешь не говорить, — добавил он спокойно. — Я не собираюсь лезть в душу. Просто мне показалось, что тебе неплохо бы выговориться.

Жека опустила голову. Длинные волосы упали на лицо, скрывая его от проницательного взгляда Белецкого.

— Твой парень с тобой нехорошо обошелся? — деликатно спросил он. Жека помотала головой.

— Нет-нет… Антон тут ни при чем. Меня отчим изнасиловал, — выдохнула она, с трудом пересиливая себя, чтобы трусливо не отвернуться, и с опаской ловила его реакцию.

Ни один мускул на его лице не дрогнул. Он продолжал смотреть на Жеку, и непонятно было, что он сейчас думает и чувствует. Не выдержав, она поникла под этим взглядом.

— Когда это случилось? — спросил он ровным, практически бесцветным, голосом.

— В выпускном классе. Мне было семнадцать…

— Его судили?