– Если бы все было так просто! – простонал Курояма. – Наш дом снесли и построили на его месте бензоколонку. Хуже того, я совершенно забыл, как выглядело лицо на сёдзи. Ко мне вернулись кошмарные сны, что терзали меня в тринадцать лет, но это проклятое лицо я никак не могу вспомнить. Вы спрашивали, как я сменил профессию? Психотерапевт посоветовал мне рисовать все, что я помню из снов. Постепенно рисование увлекло меня, и так я стал мангакой.
Я вспомнил творения Куроямы и мысленно содрогнулся. Если этот человек каждую ночь видел во сне то, что рисует, не хотел бы я оказаться на его месте.
– Вам помогла психотерапия? – осторожно спросил я.
Курояма покачал головой.
– Я пил таблетки, которые мне прописывали, но от них становилось только хуже. Наконец я перестал обращаться к врачам. И все эти годы я пытался нарисовать его лицо, перебирал разные образы…
– Тот самый безмолвный наблюдатель? – догадался я.
– Да, – Курояма поморщился. – Но каждый раз он недоволен, ему нужно одно-единственное лицо, которое я не могу вспомнить. И знаете что… – мангака придвинулся ко мне и понизил голос до громкого шепота. – В последнее время мне кажется, что по ночам он крадет мое лицо. Утром иду к зеркалу и вижу в нем гладкую кожу на месте глаз, носа, рта. Хочу закричать, но нечем, начинаю задыхаться… И снова просыпаюсь. Иногда такое происходит по нескольку раз. А что, если он навсегда его заберет? Что тогда будет со мной?
Узкие глаза расширились от страха, Курояма вдруг отпрянул от меня, резко встал и покачнулся. Он был уже прилично пьян, хоть и говорил до сих пор довольно складно. Я почувствовал легкий укол совести, ведь именно с моей подачи он пил бокал за бокалом.
Я подозвал официанта, расплатился и взял Курояму под локоть:
– Позвольте вас проводить.
– Благодарю, – пробормотал он, и мы направились к выходу из бара.
Тщедушного японца как-то вдруг сразу развезло, он едва стоял на ногах. Мне пришлось вызвать такси, а затем проводить Курояму до квартиры, помочь открыть дверь и добраться до дивана.
Пока я спускался пешком по лестнице, жутковатая история не шла у меня из головы. Удивительно, но в баре я почти поверил в нее. Поверил, что нопэрапон существует и каждую ночь приходит за своим лицом. Но, скорее всего, Курояма просто нездоров и стал жертвой собственного больного воображения.
Когда я вышел из подъезда, из тени в переулке вдруг выступил человек. Неоновый фонарь осветил высокую худощавую фигуру в джинсах и короткой серой куртке с низко надвинутым капюшоном. Резким движением человек откинул капюшон, и сначала мне показалось, что вместо лица у него ровная белая поверхность. Я в ужасе зажмурил глаза и усилием воли снова открыл… На меня смотрело лицо Куроямы, его губы растянулись в широкой глумливой улыбке.
Месяц в Уэлене
Юрий Погуляй
Прошлым вечером выпал снег и берег посветлел. Черные волны с шумом накатывали на гальку, слизывая белый налет и распространяя соленую скверну. Ветер гнал низкие тучи на юг.
Пока Максим шел по берегу, то насчитал семнадцать цепочек следов. Семнадцать дорожек из отпечатков босых ног. Мужских, женских, детских.
Они вели к воде, и ни одна не возвращалась. Ни одна.
И почему босиком?!
У последнего следа Максим остановился. Сунул озябшие руки в карманы штормовки. Вообще, он любил море. Оно окружало Уэлен, оно кормило Уэлен, оно было Уэленом. Но сейчас Максим скорее пустил бы себе пулю в висок, чем сделал к черной пучине хотя бы один шаг. Стихия волновалось, шумела, подступая к домам, зажатым на узкой полосе земли между Уэленской лагуной и Чукотским морем. Она будто вознамерилась уничтожить ночные следы раньше, чем их обнаружат люди.
Максим еще раз посмотрел на то, что заставило его замереть. Присел, коснувшись пальцем отпечатка крошечной ладошки. Покосился в сторону воды.
Здесь прополз ребенок. На четвереньках. Даже след от провисшего подгузника остался. А в таком возрасте в Уэлене был только один малыш. Сын Марии Николаевны, из администрации. И след вел как раз от ее домика. Максиму показалось, что его ноги стали тонкими-тонкими и вот-вот подломятся.
Полгода назад мальчишку и счастливую мать привезли на вертолете из Лаврентия. Весь поселок гулял. Праздновал пятницу тринадцатого. День рождения нового уэленца. Тимур-вертолетчик все кричал, что тринадцатого рождаются только счастливые люди. Он знал об этом, так как тоже родился в «правильное» число месяца.
Море облизывало берег, поднимаясь все выше. Вдали, у кооператива, монотонно лаяла собака. Максим медленно поднял взгляд на черные воды. Море стало другим. Ветер кинул в лицо соленые брызги.
Если сейчас дойти до кооператива и угнать у них вездеход, то уже к вечеру можно добраться до Лаврентия. Оттуда, если повезет с погодой, самолетом в Анадырь и подальше от моря. И вообще от любой воды.
Максим шумно выдохнул и, понукая онемевшее тело, пошел по следам проползшего здесь ребенка. К дому Марии. В груди, в горле застряло по камню. Сердце билось с перебоями, с покалываниями.