В своей юности я прочёл немало историй о таинственных исчезновениях людей, многим из которых я мог бы подобрать рациональное объяснение, и сейчас мне вспомнился случай, произошедший в тридцатых годах прошлого века, когда в ноябре охотник Джо Лэбелл обнаружил эскимосскую рыбацкую деревушку, из которой пропали все люди. Жители покинули свои жилища совсем недавно, под слоем снега обнаружились тела мёртвых псов, а могилы на деревенском кладбище оказались вскрыты и разорены.
Что же за гнездо жутких тайн мы невольно разворошили?
Спустя обещанный час появились только четверо – недоставало двоих, что направились на соседнюю Третью улицу. По рации никто не отвечал, и мы уже не скрывали волнение, которое охватило нас всех. Возможно, они просто увлеклись поисками или обнаружили нечто занятное настолько, что позабыли сообщить о задержке?.. Или, быть может, со связью из-за поднявшихся ветров возникли некоторые неполадки?..
Однако эти мысли я мгновенно отогнал прочь и, собрав всю решимость, внёс предложение направиться на поиски: благо, все улочки, кроме Первой, коротки и не плотно застроены, а нас шестеро, что, на первый взгляд, значительно упрощало задачу
Вскоре, после тщательнейшего осмотра каждого угла, мы отыскали Акулина, выглядевшего так, будто тот повстречался с самой смертью. Он сидел, прижав к груди колени, и его лицо было ненормально бело, а кожа отдавала лёгкой и такой знакомой желтизной; посиневшие губы двигались с трудом, и нам удалось из его беспокойного, бессвязного монолога, смахивавшего на мантру, вычленить нечто наподобие: «Он просто растворился в воздухе». За этим следовал поток невнятных истерических рыданий, столь не свойственных для вечно спокойного геолога и более напоминавший какофонию звуков.
Сейчас я вспоминаю их с внутренним содроганием, ибо спустя несколько часов мне предстояло осознать, что Акулин пытался изобразить голосом. Мы помогли ему подняться на ноги, но от всякого прикосновения он шарахался с таким ужасом, словно видел вместо людей жутких монстров из первозданных глубин космического кошмара.
На все бесплодные попытки расспросов Акулин безумно качал головой и указывал трясущейся, негнущейся рукой на холм, на котором, как я понял, исчез наш товарищ сразу после того, как туда взобрался. А над холмом зловеще насмешливо возвышался второй корпус НИИ, что пугало ещё больше.
2
Как и следовало ожидать, все три корпуса НИИ выглядели более чем нормально, особенно по сравнению с другими зданиями, разрушенными неизвестным кошмаром.
Первый корпус являл собою строгое прямоугольное здание с тёмными квадратами окон, где размещались библиотека, столовая, кабинеты администрации и некоторые иные хозяйственные помещения, не предназначенные для опытов и исследований. Второй же – тот самый, увенчанный конусообразной крышей, предназначался для бурных научных обсуждений, и составляли его просторные лекционные залы.
Наконец, третий, выглядевший не в пример более современно благодаря устойчивому даже при самых мощных северных ветрах сочетанию бетона, металла и стекла и выдержанный в бело-серых тонах, был отведён под лаборатории.
Тишина обволакивала институт не только снаружи, но и изнутри. Путешествие, которое, как мы надеялись, приоткроет завесу тайны, поглотившей безымянное поселение, началось со здания под цифрой один: я здраво предполагал, что связь с N-ским университетом наверняка поддерживалась из некоего помещения, которое было бы логично расположить именно там, и не прогадал. Более того, насколько я мог судить, этот корпус имел собственную спутниковую связь.
Мы шли сверкавшими чистотой мёртвыми коридорами с пронумерованными дверями, постоянно докладывая о своих перемещениях штабу в здании порта: после исчезновения нашего товарища никто не желал оставаться без пускай невыразимо далёкой и мнимой поддержки. Разговоры вести становилось сложнее с каждым шагом: внутри корпуса точно поселились ядовитые миазмы, из-за которых было сложно дышать даже через импровизированную защиту в виде натянутых на нижнюю часть лица шарфов.
Мы обследовали кабинеты и каждое попадавшееся окно без зазрения совести разбивали первым подвернувшимся под руку тяжёлым предметом. Пахучие запахи не выветривались, однако громкие звуки бьющегося стекла, пока не поглощённые диковинной тишиной, придавали немного моральных сил. Но потом они исчезали, а собственное сердцебиение и дыхание ближайшего товарища становились невыносимыми.
До моего слуха донёсся окрик моего ближайшего товарища. Голос его более не дрожал, и мне на миг почудилось, что он нашёл то, что может подарить нам надежду, однако ей было суждено разбиться вдребезги спустя несколько жалких минут. Мы в молчании слушали последние переговоры N-ского университета и СГБ НИИ, и, откровенно говоря, я не смел назвать то полноценным диалогом.