По правую руку от меня лежали тёмно-синие просторы, увенчанные белыми барашками волн, а впереди, приблизительно в пятистах метрах по неровной, покрытой частыми некрупными озёрами с поросшими вокруг осокой и кустарничками, местности, лежало селение с едва видневшимся вдали институтом.
Безымянный посёлок подле СГБ НИИ располагался на берегу одного из морей Северного ледовитого океана. Сиротливо брошенный островок цивилизации с двух сторон – с запада и юга – окружали дикие просторы, где властвовали побеги мха, ползучие карликовые деревца, сильные ветры и многолетняя вечная мерзлота. А на севере и востоке были – беспокойные волны моря и узкая губа реки, несущей свои воды ещё далеко вглубь страны.
Посёлок, в шутку прозванный местными Циферным, состоял всего из пяти улиц, имевших названия Первая, Вторая, Третья, Четвёртая и Пятая. Основной являлась Первая, потому как именно её пересекали на манер решётки четыре короткие улочки и именно она вела к трём корпусам НИИ.
В одиночестве я двинулся по с трудом проложенной дороге, единственной связывающей порт и селение. Даже находясь за десятки метров, я слышал, с каким рёвом разбиваются о прибрежные скалы волны, своими воплями разрывая свистящие причитания ветра, словно стремившегося предупредить незваных путников об опасности, и по мере приближения сознавал, что плотно прижавшиеся друг к другу дома, будто съёжившиеся в ожидании первозданных ужасов, точно так же заброшены, как и недавно увиденный порт.
Дойдя до первого ряда строений на Первой улице, я с замиранием сердца созерцал проломившиеся крыши, разбитые окна и с яростью вывернутые двери. Некоторые из них выглядели неплохо, не имея явных внешних повреждений; не тронутыми оказались местные почта и продуктовый магазин, в то время как то, что являлось некогда строгой кирпичной школой и бело-серой трёхэтажной больницей, обрушилось более чем наполовину или же было разнесено едва ли не до самого основания.
Думы мои чернели, как зияющие провалы слепых окон, и обволакивались тошнотворной дымкой сомнений. Как исследователь по натуре своей, я привык подвергать со всех сторон всякий новооткрытый объект сомнениям, однако здесь, в этой обители неизвестных тайн, я менее всего стремился познавать.
Приблизившись к школе, я понял, что прорваться сквозь завал кирпичей не представляется возможным, но и в своём сердце не сыскал и малейшего стремления изучить остатки строения, ибо по проходившей наискосок линии, которой некто как бы разрубил здание, люминесцировала всё та же субстанция. Паника нарастала в моей несчастной душе, и я подозревал неладное, но рядом не нашлось человека, которому я бы желал излить все свои наблюдения.
В отчаянной и заранее обречённой на провал попытке заверить себя, что замеченные странности есть лишь ни что иное, как случайное совпадение, я направился сначала к бывшей больнице, уже не торопясь и едва ли не заставляя себя переставлять ноги. Все движения мои больше походили на механические, как у куклы, нашедшей в себе волю противиться приказам кукловода. Везде загадочно сияло, словно издеваясь, аналогичное собранным образцам вещество.
От мрачных мыслей меня отвлекла новоприбывшая к поселению группа из семи человек, среди которых был мой ближайший друг; остальные, по всей видимости, предпочли остаться в лагере – доложить о сложившейся обстановке и поддерживать связь как с нами, ушедшими в селение, так и с верхами N-ского университета.
Я видел, в каком старательно скрываемом замешательстве они находятся, оглядываясь вокруг и подмечая с каждым разом всё более и более подозрительные мелочи. Разрушения, постигшие строения, они узрели сейчас своими глазами, а не опирались на мои краткие устные доклады, так что показывать сделанные фотографии не имело смысла, но пару пробирок, в которых фосфоресцировала субстанция, я вытащил из поясной сумки и продемонстрировал своим товарищам.
Химик по образованию и призванию, мой друг осторожно перенял, точно подлинное сокровище, образец из моих рук и несколько минут пристально в него всматривался, однако ничего нового, чего не проговорил я тогда по рации, сказать не смог. Субстанция страшно его заинтересовала – то было неудивительно, но нездоровый блеск его глаз испугал меня.
Казалось, он приобрёл серьёзную одержимость, что вынудило меня, когда зашёл разговор о разделении группы, уволочь его за собой, на Четвёртую улицу. Пускай она была ближе всех прочих к пугающе безмолвному НИИ, на ней не обнаружилось ровным счётом никаких повреждений, не нашлось и следа загадочной субстанции.
Товарищ неустанно ворчал, что я отвращаю его от величайшего открытия, однако пока ещё бездумные порывы страсти не затмили острого здравого смысла. И, после длительного молчания, в котором прошёл общий осмотр совершенно целых, почти новых зданий, он признался, что ему слышался некий призрачный шёпот, исходивший точно бы со всех сторон и из ниоткуда одновременно.
Связавшись с остальными, мы осознали: в поселении не было ни одной живой души, кроме членов нашей экспедиции.