Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том II

Наш уговор был следующим: спустя час мы условились встретиться у второго корпуса института с конусообразной крышей, и вместе начинать исследовать НИИ изнутри. В душе уже не теплилось надежды отыскать среди опустошённых строений хоть одного живого человека. Понять, почему всё пришло в такое запустение, я счёл своим первостепенным долгом и по этой причине принялся искать способы проникнуть внутрь хоть одного некогда жилого дома, полагая, что это может навести на какие-то размышления.

На шестнадцатой отчаянной попытке проникнуть в чужое жилище я готов был уже сдаться, но вдруг дверь поддалась и без скрипа, как новенькая, открылась, обдав нас с товарищем запахом готовившейся еды, кажется, манной каши. Мы, выразительно переглянувшись, перешагнули через порог и тихо закрыли за собой дверь.

Обстановка не вызвала ни у кого из нас приятных ощущений: только что помытый пол, полки без пыли, уютно-домашние ароматы, свежая еда на столе, не пробуждавшая аппетита, и отсутствие вместе с тем хозяев скорее приводили нас в чистый ужас, не затуманенный ничуть исследовательским интересом: он погиб, проиграв в неравной схватке.

Мой молодой спутник даже закричал и едва ли не зарыдал, когда на кухне что-то щёлкнуло; позже мы поняли, что это вскипел электрический чайник. Я понял по выражению его лица, что нервы у него сдавали, и мы поторопились выбраться как можно быстрее на свежий воздух, по возможности ни к чему не прикасаясь в квартире.

Мы, вновь миновав два пустых лестничных пролёта, мысленно оба возликовали, оказавшись в объятиях поднявшегося ветра ледяной пустоши тундры: снаружи казалось безопаснее, хотя мой друг затравленно озирался по сторонам, как если бы ожидал, что за ним непременно должны следить тысячи пар чужих глаз.

«Смотри», – посиневшими губами пролепетал мой товарищ, ненарочно ткнув меня в бок, и указал на пустынное место в конце Четвёртой улицы, где, вероятно, проводились некие раскопки.

Мы подошли ближе, решив глянуть, что же такого искали местные жители, но ничего хорошего мы там не обнаружили. Я не слышал, чтобы за всё время существования в поселении хоть кто-то умер, да и построили его чуть меньше пяти лет назад, и по большей части сюда заселялись молодые научные работники с семьями и технический персонал. Однако прорытые на несколько метров пустоты, где, вероятно, некоторое время назад находились гробы, твердили об обратном.

Едва нас обдало запахами свежеразрытых могил, мой друг закрыл лицо, словно стремясь спрятать выражение подлинного ужаса, и прошептал какие-то слова, которых уловить я не сумел, как бы ни напрягал слух, а сам он отказался комментировать своё поведение после. Единственное, что я расслышал – это «Имрояр! Имрояр!»; остальное было совершенно непонятным.

Оставшееся время мы вдвоём молча сидели на первой попавшейся скамейке, думая каждый о своём и стараясь не глядеть лишний раз на корпуса института. Друга моего сотрясала мелкая дрожь, и я предложил ему направиться обратно в порт, хотя лично сомневался, что в этом опустошённом некой лютой напастью поселении есть безопасное место, где таинственный тлетворный дух не коснётся своим отвратным дыханием и не достанет своими загребущими незримыми руками.

Только сейчас я осознал, что за всё время пути в поле зрения не попало ни единого типичного для тундры обитателя: в пронзительно чистом небе не мелькнуло белоснежных крыльев полярной совы, трава не примята копытами северного оленя, лапами песца, зайца-русака и даже лемминга. Вокруг нас не извивались кровожадные насекомые, а в реке, по которой мы проплывали, не плескалось рыбы.

Своими размышлениями я не торопился делиться с потерявшим всякий душевный покой товарищем, решив не нервировать его ещё сильнее, но постарался для себя найти логическое объяснение. Селение, казалось, прошло сквозь барьер непоколебимых законов мироздания, но, положим, животные из этих краёв ушли по причине некоего специфического воздействия всё той же субстанции. Быть может, она обладает особыми свойствами, которые явственно ощущают на себе звери, птицы и насекомые?

Мой друг, как сейчас я вспомнил, упоминал некий шёпот, так что предположение звучало успокаивающе, пускай ненормально высоких и низких частот звуки, особым образом воздействующие на разум, и не приносили должного облегчения по той простой причине, что я сам мог пасть их жертвой. С другой же стороны, я желал опереться на что-то, что поддавалось моему восприятию, что обладало внутренней логикой и что вписывалось в рамки привычного мира.

Но, дойдя до разбора причин, что могли бы побудить всё население встать и уйти в ледяную пустыню, оставив вещи, я ощутил больше беспокойства, чем до того.