Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит

Тут люди замечают глядящий на них портрет и читают надпись над головой Виктора. Вы кивком подаете мне сигнал, и я сую руку в карман. Говорят, что есть дюжина способов убить швейцарским ножом. Я дал слово не пробовать ни один из них, но для того, что я собираюсь сделать, нож подходит идеально. Я шагаю вперед и одним взмахом взрезаю портрет. И, как по волшебству, оттуда выпрыгивает тот, кто был в нем заточен.

Даже будучи проклятым, человек воспринимает Нью-Йорк как город безумцев. Чтобы жить здесь и добиваться успеха, требуется быть в определенной степени безумцем.

Кэт Ховард

Нарисованные птицы и хрупкие кости[58]

Под громкий, певучий перезвон соборных колоколов белая птица уселась в нише церковной стены. Звон продолжался, возвещая о начале службы.

Мэйв решила прогуляться, чтобы проветрить голову и взглянуть, что творится за окнами и стенами ее квартиры. В ее голове зарождалась идея новой картины – даже затылок чесался. Бродя по городу, погружаясь в его суматоху и красоту, она рассчитывала превратить идею в полноценный образ.

Этим утром суматохи в Нью-Йорке было куда больше, чем красоты. Чересчур шумно, чересчур людно – все чересчур. Мэйв казалось, что она вот-вот разойдется по швам.

Чтобы собраться с силами и духом, Мэйв отправилась в собор Иоанна Богослова. Она решила, что сможет побыть там в тишине и спокойно подумать, не будучи при этом вынужденной отвечать незнакомым людям, все ли с ней в порядке.

Середина зимы выдалась холодной, и за время прогулки к собору щеки Мэйв покрылись румянцем. Находиться внутри собора было невыносимо – он был просторным, но Мэйв все равно чувствовала, будто стены давят на нее со всех сторон. Она уселась на скамью напротив упавшей башни и укуталась в шарф.

Попивая латте, Мэйв то откидывалась на скамью, то выпрямлялась. Она закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела у соборной стены голого мужчину.

Мэйв пошарила в сумочке в поисках телефона, вновь удивившись, как столь невместительное пространство в случае необходимости превращалось в настоящую черную дыру. Нащупав наконец телефон, она собралась снимать, но голого мужчины и след простыл.

На его месте была птица. Роскошные белые перья обрамляли ее, словно ореол полузабытых мыслей. Птица была великолепна, особенно в сравнении с привычными городскими голубями, но ничем не напоминала человека – голого или одетого.

Мэйв уронила телефон обратно в сумку и в недоумении помотала головой.

– Пора завязывать с кофеином.

– Что-что тебе показалось? – рассмеялась Эмилия. – Дорогая, если тебе мерещатся голые мужчины, тебе не от кофе нужно отказаться, а хорошенько потрахаться.

– Встречаться с мужчинами не входит в мои ближайшие планы, – Мэйв считала свидания еще одним кругом ада, о котором Данте забыл упомянуть.

– Мэйв, тебе не нужно с ними встречаться. Выбирай любого, – Эмилия обвела бар рукой.

Мэйв оглянулась по сторонам.

– Я же никого из них не знаю.

– В этом и суть, – вновь рассмеялась Эмилия. – Пригласи кого-нибудь из них домой, а утром отправь восвояси – и больше не увидишь галлюцинаций с голыми мужиками.

– Ладно, – Мэйв отпила бурбона. – Я обдумаю твое предложение.

Никого не удивив – и в первую очередь женщину, что последние десять лет была ее лучшей подругой, – Мэйв отправилась домой одна, даже не подойдя ни к кому из мужчин в баре. Повесив пальто на вешалку, она взялась за краски.

Когда она отложила кисть и размяла затекшие плечи и шею, за окном уже забрезжил розоватый рассвет.

Холст был покрыт птицами.

С безумием легче справляться, когда в твоих перьях бушует ветер. Суини нырял в воздушные потоки, проносился сквозь расчертившие небо полосы звездного света, взмывал к скрытой облаками луне. На сумасшедший город внизу опускалась ночь. Люди общались – приветствовали друг друга или оскорбляли. Скрипели шины, ревели автомобильные гудки. В сумерках выли собаки, им подвывали кошки, а шорох мелких животных и привычное пение птиц дополняли эту городскую симфонию.

Суини им не подпевал.

Он молча боролся с ветром, летя над слепящими огнями города. Над ароматами цемента и гнили, над запахом жареного мяса и плесени, крови и любви, над страхами и надеждами миллионов городских жителей.

Над их безумием.

Даже в облике птицы Суини воспринимал Нью-Йорк как город безумцев. Нет, тебе не обязательно было сходить с ума, чтобы получить тут прописку, и, в свою очередь, проживание здесь не обязательно приводило к психическим расстройствам какого-либо рода, но чтобы жить здесь и добиваться успеха, требовалось быть в определенной степени безумцем.

Суини до сих пор не решил, что было причиной, а что следствием.

Сам он прибыл сюда не по своей воле – его перебросил через соленый океан волшебник. Он был изгнан из своего королевства, пусть в Ирландии давно уже не было королей.