Фантомный бес

— Гитлер? О мире? — повторил потрясенный Бор. — Вернер, как вы можете этому верить? Грохочут сапоги, гремят выстрелы… Верить этому, этому… — Бор не находил слов.

— Дорогой учитель, — осторожно начал Гейзенберг. — Мне кажется, вы предвзяты… Как и очень многие. Давайте возьмем факты. Самые простые.

— Давайте, — Бор сурово сжал губы.

— Нильс, послушайте, — Гейзенберг старался говорить медленно и веско. — Мы, немцы, несчастный народ. Мы были побеждены, разорены, унижены. У нас отняли часть нашей земли. Ныне мы разделенная нация. Но разве у нас отняли право быть патриотами? И разве братья-датчане не разделяют похожее чувство?

Бор сердито сопел.

— И разве Адольф Гитлер не призывает нас к патриотизму? Любовь к отечеству. Что может быть важнее? Разговор именно об этом. Наш нынешний вождь честно победил на выборах, ему поверила нация. Посмотрите на немцев — как они вдохновились! Они горы готовы своротить. А народ в целом ошибаться не может.

— Ну-ну, — сказал Бор.

— Фюрер призывает собрать немецкие земли. Объединить немцев в одну семью. Мирным путем. Что в этом дурного? Но нам и этого не позволяют. Разве не обязаны мы защищаться? Разве не обязан каждый немец принять посильное в этом участие? Лично мне на следует брать винтовку. Я не умею и не хочу стрелять в людей. Это я понимаю. Я ученый. Но я могу сделать свою родину сильнее. Что в этом плохого? Согласитесь со мной, дорогой мой учитель.

— Сапоги солдат вермахта стучат по мостовым Копенгагена — это мирный путь? Желтые звезды на груди евреев — это достойный путь? Вы так это видите?

— Дорогой учитель, — запинаясь, начал Гейзенберг. — Наши военные здесь — это временно. Разве лучше, если на землю Ганса Андерсена придут англичане или, не дай бог, русские? А когда война кончится, я уверен, все справедливые границы будут восстановлены. Как будут восстановлены все научные связи.

— Ну да, — язвительно сказал Бор.

— Куда мы все денемся без Копенгагенской школы, без вас, дорогой учитель?

— Ну да, — повторил Бор. — Как же! А вот денетесь. Я в вашем урановом проекте участвовать не буду. Так что поберегите свое красноречие, любимый мой ученик.

— Неужели? — воскликнул взволнованно Гейзенберг.

— Милый мой Вернер, — миролюбиво сказал Бор. — В вашем таланте, в ваших способностях я не сомневаюсь. Можете быть уверены. Вы один из выдающихся теоретиков современности.

— Да ладно, — буркнул Гейзенберг.

— Вы можете еще очень многое сделать для науки. Сами небеса призывают вас к этому. Другое дело, убогая практика. Оружие? Убийство людей? Тут ваш вождь уже намахался своею шпагой. С избытком. Никогда я вас в этом не поддержу. И успеха вам в деле этом не пожелаю.

— Значит, я вас не убедил? — горестно сказал Гейзенберг.

— Не убедили. Да и не могли убедить. Да, кстати. Небеса вам тут тоже помогать не станут. И все ваши умения пойдут прахом…

Через несколько дней Бор тайно на лодке переправился в нейтральную Швецию.

— Тут был проездом Бор, — сказал Эйнштейн. — Знаешь, что он мне рассказал? Под большим секретом.

— И что же? — спросила Маргарита.

— К нему приезжал Гейзенберг, когда-то его ученик.

— Да-да, это имя мне знакомо.

— Ныне это влиятельная фигура. Лидер германской теоретической физики.

— И куда он приезжал?

— Прямо к Бору домой, в Копенгаген.

— Зачем?

— Зачем! В том-то и дело. Он хотел привлечь Бора к германскому атомному проекту.

— Ах, вот как… Стало быть, немцы это тоже делают?

— То-то и оно.

— И что Бор?

— Он его выставил.

— Молодец.

— Еще бы! А потом Бор бежал. Оставаться при нацистах он не мог. Ночью на лодке в Швецию. А уже оттуда англичане вывезли его в бомбовом люке. Пилоту был дан приказ: в случае, если самолет перехватят немцы, открыть бомбовый люк.

— Погоди, — она расширила глаза. — Открыть люк? И?..

— Бор упал бы в море с высоты нескольких километров.

— Ужас!

— Таков наш мир.

— Гадкий, мерзкий, пошлый… Я понимаю, что мозги Бора ценны. Но…

— Они бесценны. Ты не представляешь себе, какой это гений. Мало кто представляет.

— Где он сейчас?

— Мотается между Британией и Штатами.

— У него здесь дела?

— Да, он консультирует кое-кого.

— Кого же?

— Ну, физики. Тут их много. Сама понимаешь.

— Не хочешь говорить, не надо.

— Думаешь, он мне все рассказывает? Сейчас кругом секреты. Один я прост, как тыква. И слава богу!

— Как тыква. Смешно.

— Ну, тебе-то я все рассказываю. От тебя у меня секретов нет.

— И это правильно, Альберт.

Берия, «король Лир» и поэт

В январе 1943 года Лаврентий Берия вызвал к себе руководителя Московского еврейского театра Соломона Михоэлса и известного еврейского поэта Ицика Фефера, писавшего стихи на идише и на русском, автора многих сборников еще со времен Гражданской войны.

— Здравствуйте, дорогой Соломон Михайлович! — радушно сказал Берия. — Рад встрече с лучшим «королем Лиром» за всю историю постановок этой шекспировской пьесы. Или вы скажете, что это не так?

Михоэлс лишь улыбнулся и протянул руку.

— Здравствуйте, товарищ Фефер, — продолжил Берия.

Поэт скромно наклонил голову.

— Что новенького написали?

— Хотите, несколько строк прочту? Буквально вчера сочинил.