Фараон

Я быстро изложил ему свой план, потому что это был простой план, а затем повернулся и вскочил обратно в седло своего скакуна. Не оглядываясь, я повел Мераба и мой небольшой отряд всадников обратно на холм. Я знал, что могу положиться на Гуротаса, который когда-то был Зарасом, чтобы выполнить мои указания в точности; даже если он теперь был королем, он был достаточно проницателен, чтобы знать, что мой совет всегда был лучшим из доступных.

Когда я снова поднялся на вершину холма, то увидел, что прибыл не раньше времени, так как Орда гиксосов снова наступала на разбитые и истощенные ряды египтян, которые стояли навстречу им. Я пустил лошадь в галоп и достиг стены щитов всего за несколько секунд до того, как враг снова напал на нас. Я высвободил коня и схватил бронзовый щит, который кто-то сунул мне в руки, когда я протиснулся на свое место в центре переднего ряда. Затем со звуком, похожим на Летний гром, передние ряды гиксосов, бронза о бронзу, снова врезались в нашу ослабевшую линию.

Почти сразу же меня поглотил кошмар битвы, в которой время теряет всякий смысл и каждая секунда кажется вечностью. Смерть давила на нас темными миазмами ужаса. Наконец, по прошествии, казалось, часа или ста лет, я почувствовал, как невыносимое давление гиксосской бронзы на нашу хрупкую линию фронта резко ослабло, и мы быстро двинулись вперед, а не спотыкаясь назад.

Нестройный рев победоносных вражеских боевых кличей сменился ужасными криками боли и отчаяния на варварском языке гиксосов. Затем вражеские ряды, казалось, съежились и обрушились на самих себя, так что мое переднее зрение больше не было полностью затуманено.

Я видел, что Гуротас в точности выполнил мой приказ, как я и предполагал. Он двинул своих людей двумя крыльями одновременно по обоим нашим флангам, ловя гиксосских захватчиков совершенным круговым движением, как косяк сардин в сети рыбака.

Гиксосы сражались с безрассудством, порожденным отчаянием, но моя стена щитов держалась крепко, а Лакедемоны Гуротаса были свежи и рвались в бой. Они гнали ненавистного врага против нашей линии, как куски сырого мяса, брошенные на плаху мясника. Бой быстро сменился резней, и в конце концов уцелевшие гиксосы побросали оружие и упали на колени на землю, превратившуюся в грязное кровавое болото. Они молили о пощаде, но король Гуротас смеялся над их мольбами о пощаде.

- Моя мать и мои маленькие сестры обратились к вашим отцам с такой же мольбой, с какой вы обращаетесь ко мне сейчас. Я даю вам ответ, который ваши бессердечные отцы дали моим дорогим. Умрите, ублюдки, умрите!’

И когда отголоски их последнего предсмертного крика затихли в тишине, Король Гуротас повел своих людей назад через это кровавое поле, и они перерезали глотки любому из врагов, кто еще проявлял хоть малейший проблеск жизни. Я признаю, что в пылу битвы я смог отбросить свои обычные благородные и сострадательные инстинкты и присоединиться к празднованию нашей победы, отправив несколько раненых гиксосов в ожидающие объятия их мерзкого бога Сета. Каждое перерезанное горло я посвящал памяти одного из моих храбрецов, погибшего ранее в тот же день на этом поле.

Наступила ночь, и полная луна стояла высоко в небе, прежде чем Король Гуротас и я смогли покинуть поле битвы. Он узнал от меня гораздо раньше, во время нашей дружбы, что все наши раненые должны быть доставлены в безопасное место и позаботиться о них, а затем периметр лагеря должен быть защищен и выставлены часовые, прежде чем командиры смогут позаботиться о своих собственных потребностях. Таким образом, только после полуночи мы выполнили свои обязанности и вдвоем смогли спуститься с холма на берег Нила, где был пришвартован его флагманский корабль.

Когда мы поднялись на борт, Адмирал Хуэй встретил нас на палубе. После Гуротаса он был одним из моих любимцев, и мы приветствовали друг друга как старые и дорогие друзья, которыми мы действительно были. Он потерял большую часть некогда густых волос на голове, и его голый череп застенчиво выглядывал из просветов между седыми прядями, но его глаза все еще были яркими и живыми, и его вездесущее добродушие согревало мое сердце. Он провел нас в капитанскую каюту и собственноручно налил нам с королем в большие чаши красного вина, подогретого с медом. Я редко пробовал что-нибудь вкуснее этого напитка. Я не раз позволяла Хуэю наполнить мою миску, пока усталость не прервала наше радостное и хриплое воссоединение.

На следующее утро мы проспали до тех пор, пока солнце почти не скрылось за горизонтом, а затем искупались в реке, смывая грязь и пятна крови от вчерашних трудов. Затем, когда объединенные армии Египта и Лакедемона собрались на берегу реки, мы вскочили на свежих лошадей, и оба легиона Гуротаса и мои собственные уцелевшие товарищи гордо маршировали впереди нас с развевающимися знаменами.

под бой барабанов и игру на лютнях мы подъехали от реки к воротам Героев города Луксора, чтобы доложить о нашей славной победе новому фараону Египта, Аттерику Туро, старшему сыну Тамоса.