Фашисты

Как и в других странах, рабочие чаще вступали в парамилитарные формирования, а не в саму партию. Из табл. 6.1 видно, что среди нацистов, задержанных австрийской полицией, 52 % были рабочими, 39 % входили в СС и СА, хотя эти цифры гораздо меньше, чем 82 % рабочих в боевой организации социалистов «Шуцбунд». Один из лидеров СА отзывался о своих товарищах-рабочих как об «истинных наших приверженцах»; а во время диктатуры Дольфуса процент рабочих вырос еще больше (Botz, 1980: 196, 206, 221; Pauley, 1981: 97–98).

Фашизм нравился рабочему классу в провинции более, чем в Вене. «Красная Вена», где проживала половина всех австрийских социалистов, заметно отличалась от остальной Австрии. Социализм в провинции был менее марксистским, менее твердым и более гибким. Как в Венгрии и Румынии, фашизм и социализм часто переплетались там, где для этого была подготовлена националистическая почва, где нацистов и социалистов объединяли антиклерикализм, антикапитализм и антисемитизм. Социалистические лидеры были принципиальными противниками антисемитизма, но стеснялись заявлять об этом во весь голос, боясь, что это вызовет раздражение у рядовых членов партии. Они видели решение «еврейского вопроса» в ассимиляции, а не в мультикультурализме. Далеко не все рядовые социалисты разделяли убежденность своих вождей в том, что социализм и нацизм — смертельные враги. Обе партии осознавали, что их сторонники мечутся между ними в поисках той силы, которая сможет дать бой главному врагу — австрийскому консерватизму. После 1934 г. «мечущиеся» в большинстве своем примкнули к нацистам, хотя масштаб этого пополнения нацистской партии трудно оценить (Kirk, 1996: 44). Известно, что двое социалистов-шуцбундовцев, бежавших из Линца после неудавшегося восстания 1934 г., вернулись в 1938 г. и вступили в СС (Bukey, 1986: 136). Нацисты обещали полную победу над безработицей, и казалось, что им можно верить. Поскольку Гитлер справился с безработицей в Германии, австрийские рабочие с полным основанием надеялись, что это же произойдет и у них. По сообщениям гестапо, во время аншлюса «рабочие оказали единодушную поддержку национал-социализму. Такого доверия не было ни у какого правительства» (Bukey, 1978: 317). И в 1938 г. правительство действительно начало выполнять свои обещания: безработица сократилась на 60 %, в течение года росла зарплата. Но вслед за подъемом начались экономические неурядицы. Теперь в нацистскую партию массово вступали карьеристы из среднего класса, а разочарование рабочих росло. Недовольство усилилось во время войны — антинацистские листовки, граффити и прочая полупод-польная агитация были делом рук рабочих (Bukey, 1989: 155–156; 1992: 210–219; Konrad, 1989). Рабочие немало сделали для прихода фашизма к власти в решающий период с 1934 по 1938 г.; однако, как и немецкая НСДАП, австрийские нацисты никогда не были партией пролетариата.

Кем был нацистский средний класс? До 1934 г. еще в большей степени, чем в Германии, это была академическая элита — государственные служащие, выпускники университетов, студенты (так называемая «арийская интеллигенция»). К 1918 г. в академической среде укоренились идеи авторитаризма, в частности, идеология католического корпоративизма, выдвинутая австрийским социологом Отмаром Шпаном и являвшаяся отправной точкой интеллектуального фашизма. Начиная с 1930-х гг. нацистские студенческие организации получили власть в студенческих сообществах нескольких университетов и стали крупнейшим студенческим движением в стране. Чаще всего, как говорят, нацистами становились учителя и преподаватели, за ними следовали адвокаты и ветеринары, фармацевты и архитекторы. Многие пришли к нацистам из «Хаймвера» (Carsten, 1977: 191, 198; Pauley, 1981: 94; 1989: 41–42). Из табл. 6.1 в Приложении видно, что среди нацистов преобладали государственные служащие (пик приходится на 1933 г. и на период 1939–1941 гг. с долей от 2,0 до 2,5 и от 20 до 27 %). Впоследствии среди военных преступников обнаружилось непропорционально много полицейских, военных и юристов (подробнее об этом читайте в следующем томе). В период политических репрессий 1934–1938 гг. число госслужащих, официально состоящих в нацистской партии, по понятным причинам снизилось. По оценке Бьюки (Bukey, 1978), в городе Линце половина нацистов так или иначе работала на государство: в период репрессий многие были уволены, часть эмигрировала в Германию, остальные скрывали свою партийную принадлежность.