Но стали ли фашистами именно те, кто больше всего пострадал от экономических неурядиц? Часто считают, что костяк фашистских организаций составили безработные выпускники университетов и дипломированные специалисты, бывшие военные, потерявшие место госслужащие, а также небогатые люди, чьи доходы стремительно снижались. Фашистами стали «главные жертвы экономического кризиса» (Carsten, 1977: 206, 331–332; ср. Siegfried, 1979). Проще простого объяснить фашизм с точки зрения исключительно экономики, но не следует с этим торопиться. Государственные чиновники, вооруженные силы, университеты, элита великой империи, стали главными пострадавшими в момент ее краха (Bukey, 1978: 325). Эта катастрофа могла означать не только материальные лишения, но и утрату общественного статуса, социальной значимости и смысла существования. Но Ботц (обычно ищущий материальные причины) доказывает, что по падению доходов и безработице госслужащие пострадали не больше, чем рабочие. Ньюмен (Newman, 1970: 257) обращает внимание на то, что, хотя многие чиновники и офицеры потеряли работу, они и до того были убежденными немецкими националистами, вполне созревшими для принятия фашизма. Более того, образованная нацистская элита в Линце с крушением монархии не потеряла ничего и даже демонстрировала скорее восходящую, чем нисходящую мобильность, связанную с более высоким уровнем образования. Бьюки (Bukey, 1978: 323–325) не считает фашистов маргиналами хотя бы потому, что в 1930-е к движению начала прибиваться крупная пангерманская буржуазия. Экономические проблемы помогли нацизму родиться на свет, но не были главной мотивацией его сторонников.
При общей высокой безработице в Австрии до аншлюса многие нацисты не имели работы, что вполне естественно. Но по выборке военных преступников (об этих, самых радикальных нацистах я рассказываю в следующем томе) трудно судить, что чему предшествовало — экстремизм или безработица. Винценц Ногель, механик, часто терял работу, но, скорее всего, и раньше был нацистом (его брат, штурмовик СА, точно был). Йозеф Швамбергер, продавец в магазине, был безработным больше года, потом нашел работу в СС, где развил кипучую деятельность. Но в шестилетнем возрасте он вместе с родителями был вынужден бежать из Южного Тироля, когда эта территория отошла Италии. Ожесточение и экстремизм пришли к нему в самые юные годы. Он стал охранником в лагерях смерти, и один из выживших отзывался о нем так: «Я не хочу называть его зверем, чтобы не обижать животных. Он убивал, потому что ему нравилось убивать». Герберт Андорфер, впоследствии комендант концлагеря Землин (Земун) в Белграде, из-за Великой депрессии был вынужден бросить учебу в университете и не получил степени. Однако, по всей видимости, в нацистскую партию он вступил за несколько месяцев до того. Доктор Ирмфрид Эберль, в будущем один из комендантов Треблинки, не мог найти в Австрии работу по профессии из-за репутации отъявленного нациста. Адольф Эйхман безработным не был, но и успехов на поприще коммерции не имел, в нацистскую партию вступил по рекомендации своего более удачливого товарища Кальтенбруннера. Насколько мы можем судить (если не принимать во внимание его отговорки во время процесса), неудачи в карьере слились у него с политическими разочарованиями. Так Эйхман стал нацистом. Очевидно, массовая безработица сыграла свою роль в мобилизации австрийского нацизма, тем паче что Гитлер предлагал готовое решение. Но все же фашизм не был идеологией безработных. Экономические проблемы привлекли к нему сочувствующие массы, но не создали костяк партии, обеспечивший фашизму победу.
Оба австрийских фашизма выросли на экономическом недовольстве. В обеих партиях было немного промышленных рабочих (в отличие от парамилитарных формирований), но много государственных чиновников. Среди национал-социалистов было мало крестьян, а в рядах «Хаймвера» были слабо представлены управленцы частного сектора. Но и те и другие пользовались более широкой поддержкой избирателей, чем их противники. Австрийская социалистическая партия с резко отрицательной корреляцией (-0,70) среди занятых в сельском хозяйстве, положительной в городах (доля 0,60) и с долей в 0,45 в третичном секторе занятости не выходила за пределы городских пролетарских гетто. В Австрии был сильный рабочий класс, соответственно, сильны и социалисты, но не настолько, чтобы выиграть национальные выборы. У Христианско-социальной партии все три корреляции были прямо противоположными (0,45, —0,40 и —0,31 соответственно). За пределами сельскохозяйственного сектора у партии не было сильной опоры. Социальная база австро-фашистов неуклонно сужалась. Режим Дольфуса, не желавший считаться с германофильскими настроениями в стране, был элитарным и снобистским, о чем можно судить по фотографиям — сутаны священников, мундиры генералов, модные дорогие костюмы. На этом фоне популистский фашизм еще быстрее набирал силу.