Фашисты

Однако в этом не было нужды. Вместо этого им стоило бы войти в широкую демократическую коалицию с социалистами, сделать им ряд уступок, поделить портфели в правительстве, демократизировать армию и полицию, провести экономические реформы кейнсианского типа для борьбы с кризисом. Или же австрийская власть могла бы крепко прижать фашистов и попробовать восстановить квазидемократический статус-кво середины 1920-х. Конечно, армия и полиция могли бы не согласиться проводить репрессии по отношению к «Хаймверу» (в 1934 г. они усмирили нацистов лишь наполовину и отказались это делать вообще в 1938 г.). Но, поскольку у социал-христиан был собственный репрессивный аппарат, их решение свидетельствует лишь о глубоко въевшихся в их плоть и кровь авторитарных симпатиях. Наконец, власть могла бы просто подготовить почву для новых выборов, сохраняя миноритарное правительство. Паули (Pauley, 1981: 80) соглашается с тем, что нацисты не смогли бы набрать больше 25 % голосов, но все же считает, что режим Дольфуса мог смещаться лишь вправо (при отсутствии союза с социалистами). Некоторые апологеты режима Дольфуса и Шушнига уверяют нас, что они подвергали социалистов репрессиям исключительно ради установления «временного авторитаризма», чтобы развязать себе руки для борьбы с нацистами. Это звучит неубедительно: вряд ли можно защитить демократию, подавив самую большую группу демократов. Нет: такие деятели, как Дольфус и Шушниг, выбрали авторитаризм. А когда политическая ситуация загнала их в угол, они выбрали не демократических социалистов, а фашистов, став их попутчиками и палачами демократии.

Изучение Линца, родного города Гитлера, подтверждает эти выводы. Все 1920-е Линц казался образцом демократии. В этом ему помогала конституция — в городском управлении были социалисты, но финансирование шло от социал-христианской администрации Верхней Австрии. Внимание исследователей обычно сосредоточено на Вене, которая имела конституционный статус провинции и могла повышать налоги, не вступая в компромисс с консерваторами. Но в Линце, как и в других городах, чтобы избежать экономического коллапса, двум администрациям приходилось сотрудничать и идти на компромиссы. В первые дни режима Дольфуса социал-христиане и даже немецкие националисты пытались оказать сопротивление авторитаризму, но это продолжалось недолго. Быстрее других почувствовала ветер перемен католическая церковь. Епископ Линца, давний сторонник правых радикалов, запретил политическую деятельность своему более либеральному клиру. Затем начала рассыпаться главная организация социал-христиан — Народная католическая ассоциация. Она погрязла в междоусобных распрях и оказалась совершенно ненужной при новом режиме. Социал-христиан Верхней Австрии принудили к повиновению, после чего Бернашек осуществил отчаянную попытку повернуть события вспять (Bukey, 1986: 39–74, 112–119). Некоторые консерваторы той поры пытались найти общий язык с демократами, но для большинства из них это было временной и случайной уступкой, а не делом принципа.

Как и в других странах, австрийские консерваторы поторопились упасть в объятия фашизма. Классовая теория, объясняя столь неприличную поспешность, ставит в центр внимания желание сохранить капиталистическую прибыль, а не собственность, которой ничто не грозило. Консерваторы противились демократическим реформам, а не революции, поскольку угрожали им именно реформы. Они враждебно относились почти к любым демонстрациям, преувеличивали «жестокость» социалистических программ, хотя сами совершали куда больше насилия и с куда большим удовлетворением. Разумеется, положение их казалось шатким и уязвимым. До 1918 г. они были правящей элитой, в 1918 г. власть выскользнула из их рук, но они сумели вернуть ее. Австрийская элита разделяла взгляды немецкой (которые мы обсуждали в предыдущей главе): государство должно обладать абсолютной властью и не делиться ею с законодательным собранием, в котором могут окопаться партии нового типа — «массовые армии» гражданского общества. Наученные горьким опытом немецких консерваторов, австрийцы решили укрепить свою власть массовым движением — австрофашизмом. Они могли бы преуспеть в этом, как Франко или Салазар. Но на горизонте взошла звезда Гитлера, и это решило все. Снова слабая демократия оказалась не в состоянии справиться с давлением радикалов, и, как справедливо утверждают марксисты, классовые интересы буржуазии привели ее в стан авторитаризма. Власть имущие надеялись, что корпоративное государство устранит левую угрозу и поможет построить «гармоничный» капитализм. Но, помимо классовых, были и другие причины возникновения австрийского фашизма.

ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ НАЦИОНАЛ-ЭТАТИЗМА