Обсуждая фашизм, мы, как правило, говорим об Италии и Германии (да еще иногда включаем в картину австрийский Ostmark). Однако никакой анализ не может быть полным без фашизма в Восточной Европе, где фашизм был не просто политическим движением со своими особенностями, но скорее разрушительной радикальной силой внутри более консервативных авторитарных режимов. Ибо авторитарные режимы в межвоенный период напоминали скандальную семейку, члены которой — реакционные, корпоративистские и фашистские — шумно дерутся за власть. Кроме того, эти страны обладали менее развитыми экономиками, а старые режимы в них успешно пережили потрясения Первой мировой войны. Большинство стран и народов предъявляло друг к другу территориальные претензии, что подпитывало различные версии органического национализма. Чем отличались друг от друга эти восточноевропейские «семьи» авторитаристов? Что породило их: стратегии догоняющего экономического развития, сопротивление эксплуатации со стороны более развитых стран или местные этнические раздоры? Найдем ли мы у восточноевропейского фашизма те же основные свойства и те же базовые группы поддержки, что и в других странах? На эти вопросы я и хочу ответить, обратившись к Венгрии и Румынии — двум странам с наиболее развитыми в Восточной Европе фашистскими движениями.
Оба движения были достаточно серьезны. Венгерская партия «Скрещенные стрелы»[40]
насчитывала в 1939–1940 гг. 250 тысяч членов, 2,7 % от общего населения (Szöllösi-Janze, 1989: 128–133). Румынский «Легион Михаила Архангела» (я причисляю к этой организации и «Железную гвардию») имел 272 тысячи членов в 1937 г. и от 300 до 500 тысяч в 1941 г., что составляло от 1,5 до 2,8 % румынского населения (Heinen, 1986: 382, 454; Ioanid, 1990: 72). Это более высокий процент, чем 1,3 % в немецкой НСДАП и 1 % у итальянских фашистов до захвата власти. Оба движения имели сильную поддержку избирателей. Румынские фашисты официально получили 16 % голосов на выборах 1937 г., несмотря на противодействие правительства и подтасовку результатов. По признанию шефа полиции, в реальности они получили 25 % голосов, а другие экстремистские националистические и антисемитские партии — еще 25 % (Ioanid, 1990: 69). В 1939 г. на выборах в Венгрии (уже без подтасовок) партия «Скрещенные стрелы» завоевала 25 %, а остальные радикально правые партии набрали еще 50 % голосов. Реальный результат мог быть и выше: к выборам в Венгрии допускались мужчины старше 26 лет и женщины старше 30 лет, а оставшаяся за бортом молодежь была настроена явно профашистски. Итак, оба движения были массовыми, имели бесспорно фашистскую идеологию и организацию, отряды боевиков, сугубо фашистские церемониалы, в чем им пытались подражать и их политические противники.Оба фашистских движения были (пусть и недолго) у государственного руля во время войны, прямо или косвенно воздействовали на политическую жизнь в довоенное время. Фашизм в Восточной Европе возник с опозданием, так что правящие элиты, знакомые с опытом Италии и Германии, понимали, как удержать фашистов в узде, то подавляя их репрессиями, то беря на вооружение их идеи, — эту стратегию они изложили британским дипломатам (Vago, 1975). Это помогало сдерживать тех, кто сам называл себя фашистами; но это же означало, что, начиная с 1930-х, консервативные авторитарные правительства этих стран все более пропитывались фашистскими идеями и практикой. Это означало также, что истинные фашисты не были приучены к оппортунизму, потому что власть никогда не баловала их поблажками и компромиссами. В результате непримиримая фашистская оппозиция, не будучи допущенной к власти, так и не поступилась принципами.
Обе страны, таким образом, очень важны для общего понимания фашизма. Между ними было три важных отличия.