Фашисты

Выборы не проводились, так что невозможно сказать, насколько глубоко укоренились эти страхи среди их массовых последователей. Несомненно, множество людей из всех классов боялись беспорядков. Мы уже видели, что «левую угрозу» сильно преувеличивали, однако времена и в самом деле были опасные. Большевистская революция и революционное брожение в других странах подогревали эти опасения. Многотиражные газеты преувеличивали угрозу, чтобы повысить читаемость, — в красках описывали насилие и анархию, так же, как их нынешние коллеги пугают нас сексом, наркотиками и насилием. Газеты, по большей части правые, были в то время основным средством коммуникации (радиоприемников во всей Италии было менее 100 тысяч). Так что подобные страхи могли распространиться очень широко. Однако массовых демонстраций (кроме как у самих фашистов) не было, и Поход на Рим почти не вызвал народной реакции. Структурированные организации были почти исключительно элитными. Так что ответ: да, элиты полагали, что обращаются к фашизму для защиты порядка, несомненно, имея в виду и защиту самих себя от социализма. Отчасти мотивом их было то, что политический кризис зачеркнул для них более умеренные возможности. Однако и этого объяснения недостаточно. Фашистское решение проблемы кризиса привлекало их, поскольку привлекали и другие фашистские ценности.

Как явствовало из брошюры Муссолини, фашизм провозглашал органический национализм и милитаризм, ведущие к установлению жесткого этатистского и империалистического режима. Итальянский национализм в то время был сосредоточен на внешней политике — прежде всего на недовольстве мирными соглашениями 1918–1919 гг. Националисты претендовали на территории Австрийского Тироля и Югославии, сторонники д’Аннунцио захватили Фиуме (Риеку), однако их остановило конституционалистское правительство, требовавшее уважения к международным договорам. На этом Муссолини и выстроил свою большую игру. Гарантами мирных договоров выступали «плутократические» Британия и Франция, а итальянские либералы поддакивали им, как холопы. Пролетарская нация должна восстать, чтобы добиться равенства и, возможно, вернуть свои природные территории. Как подчеркивает Грегор (Gregor, 1979), итальянский фашизм предлагал идеологию «развития». Благодаря коллективной мобилизации национальных ресурсов Италия будет процветать. Такая риторика пользовалась широкой поддержкой.

Не вполне ясно, к каким группам она была обращена в первую очередь. Такого рода агрессивный национализм обычно называют «национализмом среднего класса». Но какое отношение имеют эти вопросы к заботам и проблемам любого из основных классов? Фиуме, бедные африканские колонии, надменность англичан или французов — все это имело очень мало связи с повседневными заботами простых итальянцев. Для экономического развития эти территории имели мало значения, а перспектива новой войны пугала. Однако существовали группы населения, поддерживающие эти требования. Во-первых, больше всего сторонников фашизма поставляли северные приграничные провинции. Национализм здесь родился из чувства незащищенности, вызванного соседством приграничных итальянцев со славянами и немцами, и требовал для них привилегий перед этими «второсортными» народами. Во-вторых, националисты, изначально ставшие на сторону д’Аннунцио или фашистов, были в первую очередь arditi, ради нации рисковавшие жизнью. Послевоенные соглашения они считали унизительными. В-третьих, значительная часть этатистской интеллигенции считала, что государство должно расширяться, а военные и гражданские чины видели в этом и свой материальный интерес. По-видимому, эти три группы составляли не классовый, но более узкий, конкретный, национал-этатистский слой поддержки парамилитарного национализма.