Установить синдикалистское государство радикалам не удалось, однако они обрели монопольный контроль над профсоюзами, а ассоциации предпринимателей — аналогичную власть над другой стороной производственных отношений и в министерстве корпораций. После 1926 г. фашистские боевики начали получать от профсоюзных фондов серьезную материальную поддержку в обмен на отказ от насилия и беспорядков (Riley, 2002). В других областях режим делился властью с нефашистскими элитами. Это сразу проявилось на селе, где землевладельцы уже в течение 1922 г. вытеснили и заменили собой фашистскую власть. Больше времени это заняло в городах, где радикальные fascios не унимались все 1920-е. В фашистские союзы вошли и представители среднего класса: теперь в них господствовали мелкие и средние государственные чиновники и члены местного самоуправления (Lyttleton, 1987: 217-20, 278). После переворота в Фашистской народной партии начала снижаться доля рабочих и крестьян, а доля среднего класса, стремящегося примкнуть к победителям, наоборот, возросла. Разрозненные данные по низовым партийным организациям за 1927 г. говорят о том, что в их составе преобладали уже не рабочие, а чиновники (Forgacs, 1986: 50, прим. 32; Revelli, 1987: 25–34). Однако около 1935 г. синдикалисты вновь начали завоевывать утраченные позиции, а растущая популярность гитлеровского режима вдохновила Муссолини на более радикальную внутреннюю и внешнюю политику. Теперь он был готов с помощью фашистских боевиков снизить влияние некоторых старых элит (Sarti, 1990; Dahl, 1999).
Стабилизация собственной власти и возвышение Гитлера позволили Муссолини перейти к более агрессивной внешней политике. Он начал агрессивную войну против Ливии и Эфиопии. Однако, как показывает Маллет (Mallett, 2000), достаточно рано Муссолини понял, что Великобритания и Франция не позволят Италии стать настоящей колониальной державой. Для борьбы с ними он после прихода к власти Гитлера заключил союз с Германией. Ко времени вступления Италии во Вторую мировую войну Муссолини уже развернул программу строительства надводного и подводного флота, призванного оспорить британское господство в Средиземном и Красном морях. Однако экспансионистские стремления Муссолини, четко обозначенные еще в статье 1932 г., принесли катастрофические плоды, хотя сам Муссолини, по-видимому, признавал, что война сулит Италии лишь два возможных исхода: поражение или подчинение Германии (Ceva, 2000).
Удовлетворяя запросы различных фракций, обеспечивая порядок и ощущение экспансии, режим завоевал немалую популярность. Выборы 1924 г. были не вполне свободными, однако неожиданно разгромная победа фашистов выглядит по большей части неподдельной. В ней отразилось всеобщее облегчение от того, что в стране наконец-то восстановлен порядок. Крепко утвердившись во власти, приблизительно с 1926 г., режим, по-видимому, достиг широкой, пусть и не очень горячей народной поддержки и почти перестал нуждаться в насилии. Введение особых судов и тайной полиции не привело к террору: 80 % обвиняемых по политическим статьям были оправданны, а большинство приговоренных получили сроки не более трех лет. С 1927 по 1940 г. было совершено всего девять политических казней. Еще двадцать два смертных приговора было вынесено во время войны. Интересно, что большинство казненных были словенскими националистами. За все время Второй мировой войны фашистский режим приговорил к смерти лишь девяносто двух итальянских солдат: можно сравнить с 40 тысячами смертных приговоров, вынесенных его либеральным предшественником в Первой мировой войне, или с 35 тысячами смертных приговоров у его союзников, в германском вермахте (Payne, 1995: 117; Knox, 1996: 128). Все это свидетельствует о низком уровне репрессий. Нам известны случаи недовольства местных партийных боссов, однако о недовольстве рабочих, крестьян или других классов сведений практически нет.