Фашисты

Это было уже ближе к повседневному опыту итальянцев. Такая риторика обращалась не столько к двум воюющим классовым лагерям, сколько к тем, кто вдали от поля боя отчаянно мечтал о разрешении этого конфликта — к интеллигенции вне сферы производства, к некоторым из неорганизованных двух третей пролетариата, к мелким и средней руки фермерам. Обращалась она и к элитам государства, которое в последние десять лет все-таки предоставило избирательное право всем мужчинам и согласилось на формальное верховенство парламента. Армия, монархия, высшее чиновничество, региональные префекты, а также не сдавшие своих позиций солдаты старого режима (церковь и местная аристократия) сомневались в том, что одна лишь либеральная конституция способна предотвратить погружение общества в хаос. Все они разделяли второе желание Карла Шмитта (о котором мы говорили в предыдущей главе) — считали, что Италии необходимо государство «над» обществом, расколотым на вооруженные и враждующие лагеря. Хватит ли на это старого авторитарного государства? Или (вывод, к которому пришел и Шмитт) потребуется помощь новой элиты?

Местные фашистские вожди, так называемые ras, понимали эту дилемму государства и ею пользовались. Они видели, что в стране существуют «два государства»: одно, неустойчиво-демократическое, вокруг парламента, другое, более авторитарное, вокруг исполнительного крыла власти. Фашисты стремились углубить этот раскол и внедриться в обе ветви власти. В мае 1922 г. Бальбо организовал марш сорока или пятидесяти тысяч безработных на Феррару. Полицию и армию он убедил не вмешиваться, пообещав, что сквадристы

будут охранять порядок сами. Власти вздохнули с облегчением и согласились. Потом Бальбо заявил, что ему не удержать толпу, если власть не выполнит некоторые из ее требований. Префекту был поставлен ультиматум: в течение двух суток опубликовать программу общественных работ для безработных — или начнется мятеж. Начались отчаянные звонки префекта в Рим — и после экстренных переговоров люди получили работу. «Кто же кем правит?» — спрашивали многие. Затем Бальбо с 20 тысячами своих сторонников направился в Болонью. Префект Болоньи был одним из немногих истинных конституционалистов. Но даже он не решился привлечь военных, многие из которых уже братались с фашистами. Патовая ситуация разрешилась, когда Муссолини убедил министерство сменить префекта. В Равенне Бальбо предупредил начальника полиции, что его люди собираются жечь дома социалистов. Однако, продолжал Бальбо, он сможет это предотвратить, если полиция предоставит колонну грузовиков, чтобы вывезти их из города. Так он и сделал — но грузовики оставил себе, и чуть позже использовал их для «колонны огня», когда поджигал отделения социалистической и коммунистической партий в провинциях Равенна и Форли.

Те же тактики повторились и в Походе на Рим. Колонны боевиков наступали, армия не двигалась с места, расколотое правительство беспомощно смотрело на происходящее. Единство и авторитет демократического с виду, но на деле дуалистического государства были уничтожены. Чтобы уберечь страну от распада и беспорядков, чиновники и политики обратились к фашизму. Так радикальное популистское движение, чья тактика строилась на парамилитарном насилии, подорвало способность элиты к сопротивлению, в то же время взывая к ее классовым и национал-этатистским предрассудкам.

ФАШИСТЫ У ВЛАСТИ

Итальянский фашизм не был единым. Он объединил в себе самые разные фракции и направления: социалистов, синдикалистов, государственников, консервативных националистов, радикалов-сквадристов, сельских реакционеров. Сам Муссолини, возможно, предпочитал фашизм с социалистическим душком, однако оппортунистическое чутье помогло ему достичь власти, лавируя и играя на противоречиях между разными фракциями. В этом отношении он напоминал Гитлера. Однако после того, как оба пришли к власти, между ними обнаружились и значительные различия. У Муссолини не было гитлеровского радикального расового трансцендентализма, а в своем этатизме он стремился не «вычистить» несогласных, а объединить все политические направления в русле корпоративизма. Придя к власти, он постарался честно поделить ее на всех. В сущности, фашисты не захватывали власть — скорее подошли к ней вплотную, а затем заключили сделку с нефашистскими элитами. Стремление удовлетворить все группы влияния вызвало своего рода распыление верховной власти между монархией, традиционной бюрократией, Большим фашистским советом, министерством корпораций, синдикатами, партией — и самим дуче. На местном уровне за власть состязались секретарь партии, префект, лидеры синдикатов и подеста. Этатизм, милитаризм, синдикализм и оппортунизм фашистов породили весьма плюралистическое государство. Те же конфликты и компромиссы, что в либерально-демократических странах институционализируются в партиях и парламенте, сохранились и в фашистском государстве — лишь решались здесь более частным порядком.