В доме Анненковых царил хаос — вечный спутник отъезда. Князь и княгиня собирались перебраться на летнюю дачу. Сновала прислуга, укладывая багаж, занятая хлопотами Ирина лишь мельком улыбнулась гостю извиняющейся улыбкой и попросила лакея проводить его сиятельство в кабинет супруга.
Борис, сидя за столом, перебирал бумаги, откладывая счета, которые следовало незамедлительно оплатить, но при виде Андрея, застывшего на пороге в некоторой растерянности, князь поднялся и торопливо пересёк небольшой кабинет.
— Andre, рад видеть тебя, — улыбаясь, пожал он протянутую руку.
— Вижу, я не вовремя, — смущённо отвечал Ефимовский.
— Пустяки, — отмахнулся Борис. — Двери моего дома всегда открыты для тебя.
Жестом предложив гостю располагаться удобнее, Борис позвонил в колокольчик. Явившемуся на зов барина лакею велено было принести кофе для господ.
— Коли у тебя в Петербурге не осталось никаких дел, хочу пригласить к нам, — продолжил Борис, усаживаясь в кресло напротив Ефимовского.
— Ты прав, дел у меня в столице не осталось. Думал повидаться с Мари, подъехал к дому Куташева, а зайти не смог, — вздохнул Андрей. — Мне нечего сказать ей, как не в чем упрекнуть. Мы не были обручены и нынче ничего нельзя исправить.
Борис нахмурился, барабаня пальцами по подлокотнику кресла:
— Тем более, тебе стоит поехать с нами. Отдохнёшь, наберёшься сил. Я так понимаю, ты ведь вернёшься на Кавказ по окончанию отпуска?
— Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, — улыбнулся в ответ Ефимовский.
Вошёл лакей с подносом и принялся расставлять кофейник и чашки на столе, на время прервав разговор.
— Но что тебе делать в столице? — удивился Борис, едва за слугой закрылись двери.
— Совершенно нечего. Я в Клементьево поеду к матери, — решил Андрей.
— И то правильно, — согласился Борис.
Анненков облегчённо перевёл дух, услышав слова Андрея о том, что он намерен навестить мать в Смоленской губернии. Борис ощущал себя неловко, словно между двух огней. Он сам себя назначил рефери в этом противостоянии и ныне страдал от того, что не желал терять расположения Ефимовского, поскольку с самой юности был очень привязан к нему и дружбой с ним дорожил, но и оттолкнуть от себя Куташева было выше его сил. Лично ему Nicolas не сделал ничего дурного, дабы отказать ему в дружбе и прекратиться всяческое общение. К тому же была ещё и Ирина, и отчего-то во всей это истории княгиня Анненкова приняла сторону Николя, но обсуждать с супругом свой выбор категорически отказывалась.
Спустя две недели, тёплым июньским днём Андрей приехал в Клементьево. Татьяна Васильевна до того соскучилась по сыну, что не желала отпускать его от себя. Андрей и сам не торопился уйти из покоев матери. В тот вечер он, как никогда ранее, ощутил то самое единение душ, о каком ранее только слышал от других, но никогда не примерял к себе, привыкнув к одиночеству. Он рассказал матери о предложении Розена, чем несказанно расстроил её.
— Ох, Андрюша, — горестно вздохнула Татьяна Васильевна, выслушав сына, — Тревожно мне. Я ведь совсем слаба здоровьем стала, а ты всё воюешь. Жениться бы тебе надобно, детишек завести, я ещё внуков желала бы увидеть, — утёрла она увлажнившиеся глаза.
Андрей не смог сдержать тяжёлого вздоха. При взгляде на мать щемило в груди, ведь лет ей не так уж много, а выглядит сущей старухой. Ему вспомнилась она в тот день, когда он впервые увидел её после долгих лет разлуки. Тогда его поразило, сколь красива она оказалась, а после смерти Мишеля эта красивая моложавая женщина в одночасье состарилась, утратив всю свою прелесть.
— Боюсь, я ещё не встретил ту, что пожелал бы назвать своей супругой перед Богом и людьми, — хмуро отозвался Андрей.
— А Марья Филипповна? — осторожно поинтересовалась madame Соколинская.
Татьяна Васильевна готова уже была смириться с выбором сына, коли это помогло бы удержать его от возвращения на Кавказ.
— Марья Филипповна нынче замужем за князем Куташевым, — горько усмехнулся Андрей.
Madame Соколинская на какое-то мгновение лишилась дара речи. Выражение лица сына, тон его голоса не оставляли сомнений в том, что случившееся — наивеличайшая потеря для него.
— Боже, — покачала она головой. — Простишь ли ты меня когда-нибудь? — опустила голову Татьяна Васильевна, избегая встречаться взглядом с Андреем.
— Полно, маменька. Ничего нельзя изменить нынче.
— Ты любишь её? — осмелилась взглянуть на сына madame Соколинская.
— Это более не важно, — отвернулся Андрей, уставившись в тёмную ночь за окном.
— Изменить нельзя только смерть, — тихо отозвалась Татьяна Васильевна. — Всё остальное поправимо, Андрей.
— Я не понимаю вас, — удивлённо молвил Ефимовский, ощущая, как сердце вдруг участило ритм, поддавшись сумасшедшим мыслям, что вдруг обрушились на него подобно лавине.
Татьяна Васильевна грустно улыбнулась.
— За своё счастье надобно бороться, Mon petit garсon (мой милый мальчик). Когда-то я не смогла противостоять воле своих родителей и согласилась выйти за твоего отца. Впрочем, нынче, я ничуть не жалею о том, — поспешно добавила она. — Ведь у меня есть ты.